Наш китайский бизнес

Через неделю позвонил Витя, который не утратил ни грана своего великолепного апломба. Я уже могла говорить с ним почти спокойно. Компания «Джерузалем паблишинг корпорейшн», сказал он в странном оживлении, почила в бозе, дала дуба, приказала долго жить, и черт с ней. Муниципалитет отказался от наших услуг, и приходится признать, что до известной степени он-таки прав. В то же время налоговое управление потребовало представить подробный отчет о деятельности «Джерузалем паблишинг корпорейшн», так что легче уже объявить банкротство и слинять в другую область деятельности... Жаль только, что с китайцами получилось неудобно - они надеялись на нас, и кто же еще сможет им делать культурное издание, которое открыло бы миру ценнейшее наследие этих мудаковатых еврейских хунвейбинов...

Я вяло подумала: Алик спасен.

Напоследок Витя похвастался, что получил место охранника на каком-то предприятии высоких технологий. Чудное место - все блага цивилизации, чай, кофе, какао... Платят по шестнадцать шкалей в час. По ночам можно спать. У него есть спальный мешок. Отключит в двенадцать ночи какое-то чертово реле, завернется в мешок и будет спокойно спать.

- Вот именно, - сказала я, - и дашь наконец отцу спать спокойно там, где он спит.

Витя вдруг замолчал и спросил меланхолично:

- Кстати, ты знаешь, где отец?

- Ну... как же... Что ты имеешь в виду, дурак? В Киеве, на еврейском кладбище? - предположила я.

- Отец в мамином шкафу на балконе, на верхней полке.

На обоих концах провода воцарилась трескучая пустота.

- Вв...нн...ты... Нет!! - сказала я наконец. - В... в каком виде?

Он усмехнулся:

- В виде пепла, конечно. А ты думала - мумия? Мать настояла, чтобы мы его вывезли. Она же чокнутая.

- Но... Господи, Витя, почему вы его не захороните?!

- Не разрешают. Ты что, не знаешь это государство?! Мы потеряли документы, что он еврей, и сейчас, чтобы доказать, нужны свидетели, а где их взять?

- Но... нет, послушай... - я ужасно разволновалась. Мысль, что пять лет еженедельно я редактировала газету, сидя рядом со шкафом, на верхней полке которого стоит урна с прахом верного ленинца, совершенно лишила меня покоя. Да, похорони ты его на христианском кладбище, наконец!! - воскликнула я.

- Ну, знаешь! - сказал он гордо. - Если я жру свинину, это еще не значит, что меня можно оскорблять!

И тут же, сменив гнев на милость, принялся рассказывать, как в голодные времена на Украине одной семье родственники из Америки прислали урну с прахом умершей общей бабушки, которая завещала похоронить себя на родине. По-видимому, забыли вложить объяснительное письмо в посылку. А те решили, что это американская помощь. Ну и... нажарили оладушек... Короче, съели бабушку. Потом дядя все приговаривал: не-ет, наша-то мучица, пшеничная, она и посветлее, и повкуснее будет!..

- Старая хохма, - сказала я. - Слышала этот ужастик из самых разных источников.

- Тебе не угодишь! - сказал он.

На сей раз я решила сама позвонить старику.

- Яков Моисеевич, - сказала я, - хочу вас обрадовать: я нашла выход из тупика, все устроилось.

- Так и должно было случиться! - крикнул он. - Человеку в таком победительном красном плаще повсюду сопутствует удача!

- Вот именно... Я распустила «Джерузалем паблишинг корпорейшн» к чертовой матери... Акции проданы, биржа бурлит, кредиторы стреляются... Так что Алику ничего не угрожает... Пусть мальчик клеит газету...

Мы немного помолчали оба, и в эти несколько мгновений я пыталась понять что общего у меня и Вити с этими странными стариками.

Я думала о призрачности нашего существования. О трагической легкости, с которой ветер волочит наш воздушный шар по здешним небесам, о крошечном замкнутом пространстве этой земли, уже исхоженном вдоль и поперек... О подспудном яростном желании выкарабкаться из клетки собственных ребер...

О, дорогой, единственный, никчемный наш русский язык, которым мы все повязаны здесь до смерти!

Жаль, подумала я, что мы так и не выпускали «Бюллетень» этих псевдокитайских призраков. Подобный альянс, пожалуй, был бы вполне логичен.

- Но мы ведь встретимся по этому поводу? - робко спросил Яков Моисеевич. Как насчет штрудла Анны?

- Почему бы и нет, - сказала я.

- И все-таки ваше пристрастие к красному цвету меня тревожит.

Мы только что спустились со второго этажа, где на очередном пятничном концерте Миша Кернер исполнял ре-минорную сонату Брамса. Небольшая зала наверху была, как всегда, переполнена публикой. Позади всех, у дверей стояла хозяйка-распорядительница этого дома - жизнерадостная пожилая дама с невообразимым количеством разнообразных бус на свободной цветной блузе. Они погремушечно щелкали, позвякивали, потренькивали. Каждый раз эта милая дама появлялась в новой блузе с новыми, еще более разнообразными бирюльками на булыжной груди.

Когда Миша рассыпал рокочущие пассажи позднеромантического Брамса, распорядительница счастливо оглядывала публику и сообщала гордым шепотом: «Это наш охранник!»

А я опять мучительно думала - куда Миша дел свою форменную куртку и оружие, и это, как всегда, мешало мне слушать...