Наш китайский бизнес

- Он, видите ли, в Пекине связался с американцами, и япошки этого ему не простили. У него главный враг был генерал У Пей-Фу, тот сколотил большую армию. Почему-то называли его христианским генералом, и действительно, он крестил своих солдат весьма оригинальным способом: поливал из шланга... Да, так вот, японцы уговорили Джан Цзо-Линя возвратиться в Манчжурию. Но американцы предупредили его об опасности взрыва поезда, и тот- он был человек бесстрашный - пошел и напрямик спросил: что, мол, убить меня хотите? Тогда майор разведки, японец, сказал: «Я буду с тобой в одном купе до конца, до самого Мукдена». И вот когда поезд уже подходил к Мукдену, уже сбавил пары, а я в этот момент покупал с лотка лепешки шао-бин... японец и говорит Джан Цзо-Линю: Видишь, ничего не случилось, ты целехонек... а я пойду в свое купе, там у меня остались фуражка и шашка...» Выскочил из поезда, и... взрыв потряс город. И я все это видел... лепешки выронил... помню, лежат лепешки в пыли, а я плачу, собираю их и боюсь, что родители заругают...

- Какой это год? - спросила я.

- Двадцать седьмой... А вскоре мы вернулись в Харбин, меня записали в Первое коммерческое училище... Там давали прекрасное образование...

- Русские офицеры?

- Напрасно иронизируете, это все были высокообразованные люди... Русские мальчики учили закон Божий. Евреи изучали Ветхий Завет, иврит... Вообще, очень активная была еврейская жизнь... Знаете, много было кантонистов, они с волной беженцев прибыли из Сибири. Люди бывалые, грубые, с зычными голосами. Помню, на Симхас-Тойре - это когда Тойру должны обносить вокруг «бимо» - поручили нести свиток одному старому кантонисту- большая честь, между прочим. И кто-то спрашивает его, не тяжело, мол, будет? Так он обиделся, кричит: «Я на своей спине пушки таскал! Что я - это говно не подниму?» Грубый народ, грубый народ... Ругаться все умели незаурядно, восхитительно!.. Помнится, уже здесь, во время Синайской кампании, сидим как-то мы с Морисом в палатке и - не помню, о чем ведем беседу... Вдруг, на полуслове, заглядывает незнакомое лицо, спрашивает: ребята, вы, случайно не из Китая? Да, кричим, из Китая, откуда ты узнал? Как, говорит, откуда - такую ругань только на углу Китайской и Биржевой можно слышать! - Яков Моисеевич улыбнулся сконфуженно. - И, знаете, да: на углу Китайской и Биржевой была стоянка извозчиков.

- Я смотрю - вы наш человек, Яков Моисеевич. А я-то боялась, что Витя смутил ЦЕНТР своей несдержанностью...

- Ваш Витя - сморчок и тля противу нашей крепости! - сказал он высокомерно.

Я поднялась из-за стола и поцеловала его в румяный мешочек щеки. Впрочем, в желтом свете фонаря лицо старика тоже приобрело желтоватый оттенок. Хотя бы этим он напоминал сейчас китайца.

- Мне пора, Яков Моисеевич. Спасибо за штрудл, за булочки... Я нисколько не жалею о том, что встретилась с вами, хотя, по логике событий, мы ведь сейчас расстаемся навеки с вашими китайскими гульденами?

- Не говорите так! - взволнованно воскликнул старик. - Мы все взвесим, Морис изучит проект и смету.

- К чертям вашего Мориса.

- Я уверен, что мы найдем выход из создавшейся ситуации! Мы ведь искренне хотим поставить дело на новые рельсы!

- И пустить по этим рельсам конно-железку.

Он понурил голову.

- Придумайте что-нибудь! - умоляюще проговорил он. - Алик должен клеить «Бюллетень». Он болен, он инвалид детства. Он добрый, хороший мальчик... Придумайте что-нибудь! Человек в таком победительном красном плаще должен знать выход из всех тупиков...

Прошла еще неделя, китайцы отмалчивались. Я советовала Вите забыть этот незначительный эпизод нашего цветущего бизнеса. Он же уверял, что все впереди, что китайцы раскрутятся, что на базе «Бюллетеня» мы еще создадим международный журнал, и даже распределил рубрики.

Я рассказываю все это только для того, чтобы вы поняли, с кем я имею дело.

Основным нашим заказом оставалась газетка муниципалитета.

...Сейчас уже можно написать: светлой памяти газетка.

Витя, тут ничего не скажешь, - страшный идиот. Как упомянуто мною выше он очень образованный человек, просто - ходячий справочник. Но двигательный аппарат с мыслительным у Вити связаны опосредованно. Отсюда - вечная путаница во всем, за что бы он ни взялся. Кажется, это называется «дислексия», вещь вполне объяснимая с точки зрения медицины, но мне-то от этого не легче. А поскольку живем мы в разных городах и общаемся, в основном, по телефону и через компьютер, мне следить за каждым Витиным шагом накладно.

Передавая газетный материал и посылая к нему фотографии, мне приходилось писать прямо в тексте - в скобках, конечно, - пояснительные приписочки с шеренгой восклицательных знаков. В выражениях я не стеснялась, тем более что только так можно было привлечь внимание рассеянного Вити. Предполагалось, что приписочки Витя в своем компьютере сотрет, чтобы, не дай Бог, они не попали на газетную полосу. Он и стирал. Всегда. Ведь он не был клиническим идиотом. Хотя, конечно, мне следовало понимать, что сколько веревочке ни виться...