Наш неистовый конец

– Я люблю тебя, – прошептала она. И, вторя его словам, сказанным столько месяцев назад, продолжила: – Я всегда любила тебя. Прости, что я лгала.

Одно мгновение Рома стоял неподвижно. Они смотрели друг другу в глаза, видя в них правду. И, когда Джульетта задрожала, Рома наконец сжал ее в таких крепких объятиях, что она вскрикнула, но обняла его так же исступленно. В конце концов, именно этим они и были. Два сердца, прильнувшие друг к другу, две тени, слившиеся в одну в мерцающем свете свечи.

– Мне не хватало тебя, дорогая, – прошептал он по-русски. – Мне так тебя не хватало.

* * *

В городе царил хаос, и все же Кэтлин продолжала блуждать по улицам в состоянии какого-то транса, и ей не досаждали ни рабочие с винтовками, ни гангстеры, вооруженные тесаками. Они словно не замечали ее, хотя, конечно, это было не так. Она ловила на себе их взгляды, но они просто скользили по ней глазами, не видя причин беспокоить одинокую девушку, бродящую по улицам с таким видом, будто ей никуда не надо.

Она не знала, где искать Розалинду. Она обошла все места, где та обычно бывала, но кабаре было заперто и рестораны тоже. Их любимые магазины были разграблены, витрины разбиты, двери сорваны с петель. Куда вообще могла пойти Розалинда? Кэтлин надеялась только на одно – что незримая связующая нить влечет ее к сестре.

Она шла все дальше. Ей всегда и везде удавалось сойти за свою, сделать вид, будто она приглашена, потому что в ином случае она ждала бы приглашения вечно.

Кто бы мог подумать, что это умение пригодится ей и во время революции?

– Ой!

Кэтлин обернулась. Кажется, вскрикнул ребенок, но что ребенок может делать на улице в такое время?

Она повернула за угол, и действительно – на тротуаре растянулась маленькая девочка. Девочка неуклюже встала, отряхнулась, стерла пыль со своих ладоней и одернула юбку. Кэтлин показалось, что она где-то видела ее, но где?

– С тобой все в порядке? – Кэтлин быстро подошла к девочке и опустилась на корточки, так что подол ее ципао коснулся грязной земли. Ничего, пустяки.

– Ага, – робко ответила девочка и показала Кэтлин бинт, зажатый в руке. – Меня послали за припасами. Хотите пойти со мной?

– За припасами? – повторила Кэтлин. Кто может послать маленькую девочку за припасами в разгар революции? Когда она не ответила, девочка приняла ее молчание за согласие и, взяв Кэтлин за руку, потянула ее за собой.

Вдалеке грянула стрельба. Кэтлин скривилась, затем заторопилась вперед. Девочка не стала возражать против ее быстрого шага и трусцой побежала рядом, а когда Кэтлин бросилась в переулок, чтобы избежать встречи с приближающейся группой гоминьдановцев, сказала:

– Мне нравятся ваши волосы.

И тут Кэтлин наконец узнала малышку, потому что примерно то же самое она сказала ей как-то раз на собрании коммунистов. Теперь все встало на свои места. Она была дочерью рабочих и находилась здесь, потому что ей больше некуда было идти.

– А мне нравятся твои, – ответила Кэтлин. – Мы скоро придем?

– Мы уже почти на месте.

Они свернули в следующий переулок. В то время как другие переулки были пусты, здесь находилась целая группа рабочих – притом принимающих активное участие в восстании, судя по их ранам. Должно быть, здесь они отдыхали и приходили в себя – кто-то сидел, прислонясь к стене и зажимая рубленую рану на груди или на боку, кто-то прижимал ладонь к окровавленному глазу. Свет здесь был тусклым – солнце уже начинало заходить, и город был погружен в оранжевую дымку. Краски сливались будто на палитре, залитой дождем, и рабочие казались сейчас похожими друг на друга.

Девочка убежала, неся бинт туда, где он был нужен, и, предоставленная сама себе, Кэтлин опустилась на колени перед молодым человеком, не намного старше ее самой, и начала ощупывать его окровавленный лоб. В этом-то и заключалась суть ее умения вписываться в любую обстановку. Надо делать вид, будто она здесь своя, будто у нее есть дело; и нельзя выказывать никаких колебаний.

– Кто это сделал? – спросила она. – Полиция или Алые?

– Не все ли равно? – ответил раненый. – Ни те ни другие. Меня ранил Белый цветок. – Он подтянул колени к груди и сплюнул на бетон. – Мы близки к тому, чтобы занять почти все районы – за исключением Чжабэя. Эти русские ублюдки дерутся там, как черти.

Кэтлин ощупала его щеку. На ней красовался синяк, но ничего – он выживет. Обычно раны на голове сильно кровоточат даже тогда, когда они пустяковые.

– В самом деле? – небрежно бросила она.

Парень насторожился и посмотрел на нее, оценивая. До этого он просто взглянул на нее, когда она встала рядом с ним на колени.

– Вы не похожи на человека, который стоит за правое дело.

Кэтлин встала и отряхнула руки.

– А как выглядят люди, которые стоят за правое дело?

Он пожал плечами.

– У нас нет такой красивой одежды, уж это точно.

Когда солнце зашло, рабочие в переулке тут же ощутили это, почувствовали, как в их кости проникает холод, тем более что они и так были голодны и утомлены. Здесь находились те, кто больше не мог сражаться, в чьих сердцах потух огонь.

– А что у вас есть? – спросила Кэтлин. – Нетерпение? Изнеможение?