Наш неистовый конец

– Я ли это? – прошептала она. Она, Джульетта, была предательницей. Она была ребенком. И, возможно, когда запахло жареным, ее родители решили, что она недостаточно компетентна.

А быть может, дело не в ней, а в них. Быть может, планы, придуманные за закрытыми дверьми, оказались так ужасны, что им стыдно сообщить ей о них.

Джульетта открыла дверь и высунула голову в коридор. На его противоположном конце болтающие родственники пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Только когда они удалились, Джульетта тихонько вышла из комнаты и, спустившись на первый этаж, заглянула на кухню, где Кэтлин чистила яблоко.

– Привет, – сказала Джульетта, облокотившись на барную стойку. И перешла на французский на тот случай, если одна из служанок подслушивает их. – Нам надо что-то сделать.

– Что-то сделать? – отозвалась ее кузина, продолжая чистить яблоко. – Что ты имеешь в виду?

Джульетта обвела кухню взглядом. Здесь не было никого, кроме нее и Кэтлин, в коридоре тоже было безлюдно. Было странно, что в доме стояла тишина, что здесь не сновали посыльные. Как будто в нем завелась какая-то хворь, как будто стены особняка укутал темный саван, приглушающий звуки и ощущения.

– Думаю, нам надо напугать Розалинду, – сказала Джульетта. – Juste un peu[42].

Нож в руке Кэтлин замер, ее глаза вспыхнули.

– Джульетта, – резко произнесла она.

– Я не могу сидеть вот так! – Дни шли, часы продолжали тикать. – Я не могу остановить Гоминьдан. У меня нет сил остановить целое политическое движение. Но мы можем помешать Дмитрию сделать ситуацию еще хуже. Розалинде известно, где он сейчас – я это знаю.

Джульетта дышала так тяжело, что ее грудь ходила ходуном. Кэтлин молчала, давая ей возможность овладеть собой, затем покачала головой.

– Разве это имеет значение, Джульетта? – тихо спросила Кэтлин. – Нет, не торопись отвечать. Сначала спроси себя, какое это имеет значение. Что такое еще один элемент хаоса? Это будут пули против помешательства. Гангстеры с ножами против чудовищ с помешательством. Это будет честная схватка.

Джульетта прикусила внутреннюю поверхность щек. Разумеется, это имело значение. Одна человеческая жизнь есть одна человеческая жизнь. Одна потерянная человеческая жизнь не становится достойной забвения просто потому, что она одна из многих, потому что гибнут массы. Джульетта не станет сожалеть о тех жизнях, которые ей пришлось оборвать, но она запомнит их.

Однако прежде, чем она сказала это, послышался скрип парадной двери. Ее петли заявили о себе, несмотря на усилия посыльного, и, вбежав в гостиную, Джульетта увидела, что он морщится.

В доме было темно, но Джульетта сразу же заметила письмо в его руке.

– Дай мне это письмо.

– Извините, но это не для вас, мисс Цай. – Он пытался говорить твердо, но его голос дрожал.

– С каких это пор хоть что-то в этом доме не для меня?

Похоже, посыльный решил не отвечать. Он просто сжал губы и направился к лестнице.

Когда Джульетте было двенадцать лет и она поливала цветы на своем окне на Манхэттене, у нее вдруг заболел живот. Боль была такой резкой, такой жгучей, что она уронила банку с водой, увидела, как та разбилась о мостовую четырьмя этажами ниже, и осела на пол. Оказалось, что у нее лопнул аппендикс – он отказался функционировать, и из него в брюшную полость пролился гной.

И злость, которая вспыхнула в ней сейчас, была похожа на то, что с ней случилось тогда. Как будто что-то лопнуло, и в нее пролились гной и яд.

Она размотала надетую на запястье проволочную удавку и накинула ее на горло посыльного, заглушив его крик.

– Кэтлин, письмо.

Кэтлин быстро выхватила его, а Джульетта держала затянутую удавку на шее посыльного до тех пор, пока он не начал оседать на пол. Тогда она отпустила петлю и позволила ему без чувств упасть на пол. К этому времени Кэтлин уже читала письмо. Она прижала руку ко рту, и в глазах ее отразился неизъяснимый ужас.

– Что? – спросила Джульетта. – Что там?

– Оно пришло твоему отцу от командования Гоминьдана, – дрожащим голосом произнесла Кэтлин. – «Центральная контрольная комиссия Гоминьдана приняла решение. Коммунистическая партия Китая является контрреволюционной организацией, действующей против наших национальных интересов. Мы единогласно проголосовали за то, чтобы вычистить коммунистов из Гоминьдана – и из Шанхая».

– Мы знали, что все идет к этому, – тихо проговорила Джульетта. – Мы знали.

Кэтлин сжала губы в тонкую линию. Она еще не закончила читать письмо. Бледная как простыня, она не стала дочитывать его вслух, а просто отдала Джульетте, чтобы та прочла сама.