— Как внушительно, а главное полно это характеризует его состояние... Что ты там говорил о целенаправленной ломке личности? — Райних с любопытством потрогал убогого за ухо, и то даже не дернулось.
— Его ломали, явно фиксируя на сексе. Сделали безотказную игрушку, всегда готовую удовлетворить. Более того — жаждущую этого, как единственного способа и смысла своего существования.
— И это все змеи? — поразился Райних, присаживаясь к папочке на кровать.
— Не тупи, зачем змеям это. Неки поработали.
Райних нервно поежился: “Кажется, я знаю этих нек... двух...” Было как-то неловко. Он принялся гладить папочку по голове.
— Хотя, змеями его явно наказывали во время ломки, — задумчиво заметил Ан-ши, — возможно, даже в змеиные ямы кидали. Чертовы кокосовые плантаторы...
— Плантаторы, почему? — удивился Райних.
— Ну, кто там еще на тех территориях промышляет, — нетерпеливо дернул ухом профессор, — плантаторы, контрабандисты, не важно.
— Террористы, — с облегчением брякнул Райних, уверившись в собственной невиновности. И потеребил папочку за загривок.
— Злой... — едва слышно прошептал несчастный и всхлипнул.
— Я не злой, я твой родич, забочусь о тебе, неблагодарный, — обиделся Райних. Нет, ну, что такое! Обычно он всем нравился.
— Ты обманываешь... — Энкем снова тихо разрыдался: — все обманывают... и он... бросил... оставил...
— Он не бросил, — быстро сориентировался Райних, — он меня послал о тебе позаботиться, полечить. Я же врач и твой родич, помнишь?
— Нет... — плакал Энкем, — злой, не верю...
— Стресс, — поморщился профессор, нажимая на кнопку вызова. — Очевидно, последствия отделения от альфы, тот для него был якорем.
В палату зашел медбрат с инъектором.
— Да, — растерянно произнес Райних, глядя, как папочке вкалывают нечто, и тот, всхлипывая, затихает. — Альфа — для любого якорь.
— Да, даже для таких, как мы, — согласился Ан-ши, он тоже был гаммой, свободолюбивым, страстным и увлекающимся, как все они. — Слышал, и тебя заловили в прайд?
— Ага, — засмеялся Райних, — кошки, умело осадили.
— Любого гамму легко поймать на уют и любовь, — наставительно произнес Ан-ши профессорским тоном.
— Меня только на уют, увы, — отозвался Райних, строя глазки и печально шевеля ушами.
Ах, дорогой Дитте его не любил, увы, даже трахать тогда не хотел, в беседке... Хотя, это и к счастью, а то вдруг бы Дитте его возлюбил, возтрахал — а Райниха бы как раз понос пробрал!!! Ужас страшный.
Папочку надо было срочно забирать, пока тот спит, и впредь все обследования проводить в присутствии родичей (тех, которым бедняга доверял). Райних вызвался отвезти убогого домой, даже с работы отпросился на пару часов, такие жертвы ради прайда.
А у брата в поместье он застал жуткую сцену: рыдающего в наручниках студентика, пистолет на столе и злющего Дитте, готового, кажется, этим пистолетом младшего своего прибить.
— Братишка, братишка, что случилось, — залепетал он, трясущимися лапами вцепляясь Дитте в плечи, ярость альфы была ощутима просто физически, и Райних погнал совершеннейший бред: — Не надо никого убивать, подумаешь, слабительное, никто ведь не обосрался...
— Ты что несешь, — рявкнул брат, встряхивая плечом, отчего Райниха отбросило в сторону, — на вот, полюбуйся, что случилось.
Райних проследил за указующим перстом, уставился на фотографии, постоял несколько секунд в ступоре, а потом нервно расхохотался:
— Это... это дурацкая традиция, Дитте, не злись... — он утер выступившие от смеха слезы: — студенты-медики на посвящение воруют из морга хвосты... Не бей его за это, все так делают.
— Посвящение? — процедил Дитте, а потом вдруг тоже заржал: — Чертовы доктора-извращенцы.
И склонился над мелким, дабы расковать.
— Я сейчас, принесу пацану водички с витаминчиками, — улыбнулся Райних и смылся в ванную.
Там он отыскал аптечку и, гадко хихикая, смешал в стакане снотворное с лошадиной дозой слабительного, забацав и витаминчиков для вкуса. “Так тебе, гаденыш, обосрешься на постельке”, — мстительно думал он. — “Весь послеоргазменный кайф мне тогда обломил”.
Гаденыш на стакан в его руках смотрел с подозрением и мяукал, что, мол, не хочется как-то...
— Пей! — приказал Дитте, и тот, дернувшись, зажмурился и залпом запрокинул в себя все до капли.
У Райниха аж встало от злорадства.
Дитте
— Эй, не спи, — ему показалось, что Неймо начал странно дергать глазом после витаминного коктейльчика. — Расскажи-ка мне лучше, где там у вас трупы. Сможешь показать, от каких отрезал хвосты?
— Я не отрезал... они сами...
— Скорее всего они уже были отделены, — Райних как-то нехорошо поглядывал на мелкого и ухмылялся, — по традиции надо утащить именно такие.
Неймо присел на краешек дивана, взгляд его блуждал, а сам он вдруг начал издавать неприличные булькающие звуки, напоминающие смех. Перебздел, бедняга.
— Ну все, все, Райниху скажи спасибо, что я тебя не прибил, — Дитте потрепал его легонько за ухо.
— Спасибо, сэр, — пробубнил мелкий.