Наш последний эшелон

– Все, я больше не раздражаюсь, – пообещала. – А мне от Игоря сегодня письмо. И фотография есть. Вот, Борь, смотри, красавец какой! Это он на учениях.

За окном плыла холмистая степь, добротно выжженная июньским солнышком.

* * *

Остановились в укромном месте, у затончика. Течение здесь слабое, берег песчаный, с несколькими кустиками тальника.

Лера в затяжном восторге.

Боб выдал каждому по удочке. Я попросил у него еще свинца, утяжелил грузило, переделал свою в донку.

– Да здесь на ходовушку надо! – противился Боб, но потом отстал.

Я забросил, вставил удилище в найденный рогач и отвернулся от всех, глядел на середину реки, где течение быстрое, даже бешеное, можно сказать, где бурлит и пенится вечно беспокойная вода.

Расположились неподалеку друг от друга. Лера закинула несколько раз, запутала снасть, отложила удочку и сняла платье. Оказалась в купальнике. Как раз и солнце вырвалось из-за туч. Я, конечно, инстинктивно косился на девушку, заволновался. Она сидела на песочке, подставив лучам плечи и личико. Боб же напряженно следил за поплавком, выискивал лучшее место для клева. Он первым и поймал.

Помаявшись душой, поползав глазами там и сям, я снова уставился на быстрину. Только-только стал погружаться в созерцание потока, как услышал сдавленный оклик Боба:

– Клюет! Спишь, что ли?!

Выдернул снасть. На крючке болтается тощий пескарик. Даже не особенно и пытается сорваться. Я снял его, подержал в руке. Глупая, бедная рыбка! Круглый испуганный глаз глядит на меня, рот с двумя усинами открывается и закрывается. Жабры шевелятся, хотят воды. Я зажал жаберные крышки пальцами, рот пескаря тут же распахнулся во всю мочь, глаз полез из орбиты. Бедное, глупое, слабенькое создание. Из икринки, через сотни смертельных опасностей, ты достиг взрослости. И вот – час-другой подожди – будешь лежать на сковороде с выпотрошенным животом, обвалянный в муке с солью. Мда, дружок… Давлю на голову рыбешки, она хрустит. Бросаю в воду.

– На фига? – удивляется Боб.

– Пусть живет, – отвечаю, – если сможет.

Пескарик всплыл метрах в трех от берега, полежал на боку с минуту. Очухался, завилял хвостом и ушел в глубину. Может, и выживет, вернется к нормальной жизни на время. Отложит икринок, порадуется немного червячкам и мошкам, а потом попадет в щуку или на очередной крючок.

* * *

Я дома. Лежу на диване в своей комнате. В своем смехотворном, хрупком убежище. Сил нет. Тихо работает магнитофон, поет Виктор Цой юным голосом:

Вечер наступает медленнее, чем всегда,

Утром ночь затухает, как звезда,

Я начинаю день и кончаю ночь.

24 круга – прочь, 24 круга – прочь.

Десятилетняя давность. Тогда я был маленьким и наивным. Я, как все дети, скорей хотел повзрослеть. А теперь я все понял и не хочу. Уткнуться в подушку и ничего не видеть, не знать, не думать ни о чем никогда.

Я получил письмо от себя себе.

Я получил чистый лист, он зовет к тебе,

Я не знаю, кто из вас мог бы мне помочь,

24 круга – прочь, 24 круга – прочь.

Беда в том, что человек потому и человек, что не может успокоиться. То и дело ищет, совершает непоправимые поступки, но понимает это, лишь когда поздно изменить и исправить. Когда конец. Еще беда в том, что ему нужны блага. Деньги. Деньги – непоколебимый источник всех благ. Магнитофон, унитаз, истину, любовь, славу можно купить. Легко. Каждый день подкупать толпу, и тебя скоро сделают богом. Легко. Главное – с совестью примириться. А лучше – прикончить. Этот, чья песня навела меня на мысли, прикончил ее вместе с телом. Понял, что зашел не туда, – и прикончил.

Я – свой сын, свой отец, свой друг, свой враг.

Я боюсь сделать этот последний шаг.

Уходи, день, уходи, ночь.

24 круга – прочь, 24 круга – прочь.

Юность, по всей видимости, – достаточно чистый и обманчиво притягательный трамплин в беспросветно грязную лужу дальнейшей жизни. Жизнь – это рынок. Раньше был черным, а теперь легальный, без доли морального риска. Все можно. Не нарушай только закон: товар-деньги-товар. И все будет – о’кэй! Больше никаких оговорок. Чтобы жить, пойми ты, дурак, нужно что-либо продавать. Свои силы, тело, мозги, талант, душу. Все подряд, все, что имеется, лишь бы спрос был. Каких сил стоит не участвовать! О-о! Тяжелей, чем выполнить парочку заповедей Спасителя. Тяжелей, да.

Уткнуться в подушку и считать, считать: «24 круга – прочь, 24 круга – прочь».

́(СКАЗКА)

Жил-был один парень, звали его как-нибудь обычно. Ну, Андрей. И была у Андрея мечта. А мечта была такая: хотелось ему раздобыть американский доллар. А жил паренек в глухом городишке, куда не доходит ж/д, где нет ни брокеров, ни фарцовщиков, ни холдингов всяких. Откуда там доллару взяться?