Наш приход (Переводчик неизвестен (1852))

"— Вы весьма справедливо изволили замѣтить, сэръ, началъ мистеръ Бонгъ: — что жизнь маклерскаго прикащика очень не завидна. Вамъ не хуже моего извѣстно, хотя вы молчите про это, что люди ненавидятъ и презираютъ подобныхъ прикащиковъ, потому что для бѣдняковъ они кажутся самыми злобными созданіями, жестокими исполнителями воли долгового маклера. Но что станете дѣлать! Бѣднякамъ не становилось хуже оттого, что волю маклера исполнялъ я, а не кто нибудь другой; и согласитесь сами, что если меня поставятъ присматривать за домомъ должника, и дадутъ за это въ день три съ половиною шиллинга, и если, накладывая арестъ на движимость какого нибудь человѣка, доставляютъ облегченіе мнѣ и моему семейству: вѣдь я ужъ непремѣнно долженъ исполнять все, что мнѣ прикажутъ. Богу одному извѣстно, до какой степени не нравилось мнѣ это занятіе. Я всегда смотрѣлъ въ сторону отъ этого мѣста и бросилъ его въ ту же минуту, какъ только открылась другая работа. Если въ этомъ занятіи заключается какое нибудь зло, то я увѣренъ, что оно выкупается наказаніемъ вмѣстѣ съ исполненіемъ самой обязанности. Я не разъ желалъ чтобы меня взорвали на воздухъ или облили горячей смолой, только за то, чтобъ я не наблюдалъ за всѣмъ что дѣлалось вокругъ меня. Или каково вамъ покажется, если васъ заставятъ просидѣть цѣлую недѣлю въ пустой комнатѣ, гдѣ не только нѣтъ ни души, чтобы побесѣдовать, но не найдете лоскутка старой газеты, чтобы почитать, — не на что взглянуть изъ окна, какъ только на черныя кровли и трубы, не чего послушать, кромѣ однообразнаго стука маятника, или горькихъ слезъ хозяйки дома, или шопота въ сосѣдней комнатѣ, изъ котораго долетаютъ до васъ предостереженія говорить какъ можно тише, чтобы не подслушалъ «прикащикъ». Рѣдко-рѣдко случится, что въ вашу дверь просунется головка рѣзваго ребенка и тотчасъ же скроется подъ вліяніемъ испуга. Все это невольнымъ образомъ заставляетъ васъ стыдиться самого себя…. Или, напримѣръ, если вамъ случится быть настражѣ въ зимнюю пору, то въ каминѣ вашей комнаты разведутъ такой огонекъ, что вамъ непремѣнно захочется имѣть его побольше, и принесутъ вамъ завтракъ какъ будто затѣмъ, чтобъ вы подавились имъ. Если должники, которыхъ вы охраняете, народъ учтивый, то приготовятъ въ вашей комнатѣ постель, — если же нѣтъ, то ждите, когда пришлетъ ее самъ маклеръ. Вы сидите тамъ не мытые, не бритые; въ теченіе сутокъ никто съ вами не промолвитъ словечка, исключая только времени обѣда, когда къ вамъ явятся спросить, не хотите ли вы еще чего нибудь, — но такимъ холоднымъ тономъ, отъ котораго замерзнетъ самый жаркій аппетитъ, — или вечеромъ придутъ спросить, не нужно ли вамъ свѣчки, но спросить не ранѣе того, какъ вы просидите половину вечера въ потемкахъ. Оставаясь въ такомъ уединеніи, я обыкновенно садился на старый стулъ и начиналъ думать, обдумывать, передумывать. Надобно сказать, что, будучи одаренъ способностью думать и размышлять, я считаю себя счастливцемъ; но маклерскіе прикащики вообще не могутъ этимъ похвалиться. Я не разъ слышалъ, какъ сознавались многіе изъ нихъ, что они вовсе не знаютъ, и знать не хотятъ, какимъ образомъ совершается процессъ размышленія.

"— Я участвовалъ при многихъ арестахъ, продолжалъ мистеръ Бонгъ; — и, безъ сомнѣнія, успѣлъ замѣтить, что нѣкоторые люди вовсе не заслуживаютъ состраданія, и что люди съ хорошими доходами, но съ дурнымъ распоряженіемъ, до того свыкаются съ этимъ безпокойствомъ, что со временемъ вовсе не обращаютъ на него вниманія. Мнѣ помнится, что самый первый домъ, къ которому меня приставили, принадлежалъ джентльмену изъ нашего прихода, но такому джентльмену, на которомъ всякій долгъ считался пропавшимъ. Однажды утромъ, около половины девятаго, я и Фиксенъ, мой прежній хозяинъ, отправились къ этому джентльмену съ визитомъ. На первый нашъ звонокъ выскочилъ лакей въ щегольской ливреѣ.

"— У себя ли баринъ? спросилъ Фиксенъ.

"— У себя, отвѣчалъ лакей: — но онъ только что сѣлъ завтракать.

"— Ничего: это не помѣшаетъ сказать ему, что джентльменъ желаетъ поговорить съ нимъ по одному важному дѣлу.

"Лакей выпучилъ глаза и началъ озираться во всѣ стороны: вѣроятно, онъ хотѣлъ увидѣть джентльмена, о которомъ шла рѣчь. Я отнюдь не думаю, чтобы кто нибудь кромѣ слѣпца рѣшился принять Фиксена за джентльмена; а что касается меня, то я въ ту пору казался такимъ ничтожнымъ, какъ гнилой огурецъ. Лакей повернулся и отправился съ докладомъ въ чистенькую столовую, гдѣ сидѣлъ его баринъ, а Фиксенъ, не дожидаясь приглашенія, отправился вслѣдъ за лакеемъ. Не успѣлъ еще лакей выговорить своему господину, что съ нимъ желаетъ говорить какой-то человѣкъ, а уже Фиксенъ стоялъ на порогѣ столовой и такъ фамиліярно, съ такимъ самодовольствіемъ смотрѣлъ въ лицо господина, какъ-будто вся эта исторія происходила въ его собственномъ домѣ.

"— Кто ты такой, и какъ ты осмѣлился войти въ домъ джентльмена безъ позволенія? загремѣлъ господинъ страшнымъ голосомъ.