Теперь, когда в роту доставили около ста панцирей, я детально изучил новинку. Лист из высококачественной стали толщиной в 3-4 миллиметра был выгнут по форме груди. На левом плече он крепился специальной лапой, а на спине пристегивался ремешками. Слой металла, как гарантировали инженеры-конструкторы, предохранял от пуль, выпущенных с расстояния не ближе пятидесяти метров, однако дистанцию "безопасного выстрела" можно было сократить вдвое, для этого вверх откидывалась нижняя часть панциря, которая крепилась на животе на поперечном шарнире типа шкворня. Правда, при этом открывался живот, но зато грудь находилась под двойной защитой. Шарнир позволял пехотинцу сгибаться, что увеличивало подвижность "бронированного бойца".
Солдаты с интересом примеривали стальные доспехи. Спорили, нужны они или нет, спасут ли от осколков... Но только бой мог дать ответы на все вопросы.
И вот в один из жарких августовских дней моя рота, облачившись в "латы", изготовилась в траншее к броску. Справа - железнодорожная насыпь, слева - болото, а между ними - глубоко эшелонированный участок немецкой обороны.
Пригнувшись в своих траншеях, ждем, когда отгремит наша артподготовка. Израненная земля Смоленщины - чего только не перевидала на своем веку?! - вздрагивает, как живая. Столько жизней в нее ушло, что, кажется, заговори она человеческим голосом, и никто бы тому не удивился.
Ну, вот и настал наш час! Атака!
Выбираюсь на бруствер и кричу, как во времена Александра Невского:
- Вперед, за мной! За землю русскую!
Рота поднялась хорошо - встали все, развернулись в цепь. Тяжести панциря я почти не ощущал, ноги в пылу атаки несли сами.
Не помню, как добежал до первой линии обороны, но помню, как ворвались в немецкую траншею. Рукопашная началась, выстрелы в упор... Никогда не забуду лицо фашистского автоматчика в очках. Вжавшись спиной в земляной траверс, палит в меня с дуэльной дистанции... Три сильных толчка в грудь - три попадания в панцирь. Едва устоял на ногах. Автоматчик видит, что его пули отскакивают от меня, как горох. За стеклами очков - обезумевшие от ужаса глаза... Я не стал убивать своего "дуэлянта", видя, как он бросил свой автомат и поднял руки. И только после боя я заметил, что ранен в правое предплечье, не закрытое панцирем, и долго помнил обезумевшие глаза немца...
Броненагрудник спас мне жизнь. Да и потери в тот день во всех "панцирных ротах" были значительно меньше обычных. Однако панцири в пехоте почему-то не прижились. Правда, слышал, что их применяли при штурме кенигсбергских фортов.
К сожалению, в фондах Центрального музея Вооруженных Сил СССР нет ни одного образца противопульного панциря советской пехоты.
- Мелочь, - сказал мне старший научный сотрудник музея. - Мы вон целые бронепоезда храним.
И мне стало обидно. Эта "мелочь" спасла жизнь мне и многим другим солдатам. Конечно, в истории Великой Отечественной войны это всего лишь мелкий штрих. Но и он должен быть сохранен в нашей памяти...
* * *
Эта заметка, опубликованная в одном из "доперестроечных" журналов (предположительно - в "Огоньке"), случайно сохранилась в нашем редакционном архиве. В ней говорится о самой вроде бы обычной и вместе с тем героической судьбе летчика, сбившего в первый день войны первый вражеский самолет, на второй день - второй... а всего... Впрочем, слово автору заметки (думается, она будет небезынтересна широкому кругу читателей нашего журнала именно в год 60-летия нападения Германии на Советский Союз).
С первых часов войны и до полной победы я участвовал в боях против немецко-фашистских захватчиков на Северо-Западном, Волховском и 2-м Прибалтийском фронтах в составе 280-й Островской авиационной дивизии 14-й воздушной армии. Я также принимал участие во всех трех Синявинских операциях по прорыву блокады Ленинграда.
У меня на счету 220 успешных боевых вылетов, сбил 15 самолетов противника. Был пять раз ранен и контужен. Горел неоднократно с самолетом, прыгал с парашютом из горящих машин. И сейчас свежи в памяти многие боевые эпизоды.
Наш авиаполк дислоцировался на одном из аэродромов Латвийской ССР.
22 июня 1941 года в 12 часов дня наш полк взлетел с аэродрома и взял курс на Брест. Там шел неравный кровопролитный бой пограничников с гитлеровскими полчищами. Погода была ясная, солнечная, но над Брестом стоял сплошной дым пожарищ. Мы сделали два захода на бомбардировку вражеских войск, подавив много живой силы и боевой техники.
В это время нас атаковала большая группа вражеских истребителей МЕ-109. Завязался ожесточенный воздушный бой - первый мой бой в Отечественной войне. Я сбил первый вражеский самолет. В этом бою погиб смертью героя мой лучший друг младший лейтенант Володя Сугак. Когда его самолет был подбит и весь объят пламенем, Володя, покачав самолет с крыла на крыло - это он прощался с нами, - бросил машину в крутое пикирование, врезался в самую гущу захватчиков.