В середине февраля 2000 года я получила от него письмо, в котором он писал: “Сижу дома, не вылезаю. Сердце схватывает. Порою кажется, что уже все в прошлом. А меж тем планы грандиозные... Действительно, встретиться бы, поговорить! Приезжай, как будет оказия! Я устраиваю дом, расписал все двери — тоже дело от безделья!..”
Помню, в Петрозаводске спросила, если бы ему предложили жить в Москве, поехал туда? Он ответил, что никогда: “Даже не примешивая политику, не поехал бы. Огромный город всегда делает мизерным любого отдельного человека. И это очень страшно. Не посмотрит Москва и на Дмитрия Балашова, на его имя, на заслуги перед Россией, раздавит”.
Когда прожито все и осенние листья в тpeвоге,
Словно карты мешает пропойный бродяга рассвет,
Уходи, остается земля и в полях остается дорога,
В никуда золотистой России рассеянный свет.
Одиночество, звоном встают над землею закаты,
И любимая женщина взглянет уже не любя.
Уходи от страстей, уходи от ненужной расплаты
За грехи, что свершить не пришлось. Уходи от себя.
Все равно не вернешь неразумную юность из сумрачной дали,
И смешно закликать ту судьбу, что угасла вчера.
На дорогах России таким вот куски подавали,
И горюнились бабы вослед, провожая с двора.
Уходи, детям жить, не мешай оперяться иному,
Тверже посох сожми, в небылое дорога строга.
Оглянись еще раз на изломы родимого дома
И запомни не книги свои, а свои на закате стога.
Будут версты и злые березы, и пухлые тучи,
В опрокинутых далях утонут твои города.
Пусть века прошумят над могилой, и самое лучшее —
Упокоиться в этой земле без креста и следа.