Наш Современник, 2002 № 02

А вот верховный бог сибирских угро-финнов — Торм, он же Торым, Торум, он же Нум — обитает (а раньше и владычил) в не менее дальних краях. Предки прибалтов и скандинавов звали его почти таким же именем — Тор, Тар. (Не случайно “парная” ему в этой поэме богиня огня и молний зовется Таран — тоже знакомое нам слово.) В честь этого грозового бога предки эстов нарекли свой древнейший город Тарту. А в США, где поселилось немало потомков викингов, одну из мощнейших ядерных ракет назвали “Тор”... И у многих русских поэтов, связанных с Сибирью, имя этого верховного владыки северных племен встречается в стихах отнюдь не всуе. Так, волшебник отечественной словесности Сергей Марков (современник Клычкова, тоже испытавший в те же 30-е годы, хоть и в меньшей мере, репрессии и удары от антирусских сил государства), обращаясь к замечательному художнику, “президенту Новой Земли” Тыко Вылке, писал: “Живой соперник бога Нума, Властитель древних льдин, Я пью с тобой за святость чума И дым твоих седин”. А, скажем, в стихотворных циклах и поэмах современного тюменского поэта Николая Шамсутдинова, с болью и гневом повествующих о варварских и хищнических методах “покорения” былых рыбных и охотничьих угодий манси и хантов газовиками и нефтяниками, обращения к имени Торума как покровителя Янгала-маа звучат и естественно, и органично. И в этих обращениях содержится немало горестных созвучий с теми горчайшими вопрошаниями, которые мадур-Ваза, пришедший к престолу верховного владыки, не страшится высказать ему:

“Словно полог похоронный /На покойнике, чернеет /Гарь пожарищ на увалах! /Видишь бедность наших чумов, /Вымирание народа /От болезней и печали? /Торм великий! Слушай дальше /Невеселое сказанье, /Повесть грустную о манси...”

Дальше... Тут надобно упомянуть еще об одной причине, по которой “Мадур-Ваза победитель” не переиздавался почти семь десятилетий. Дело тут не только в том, что С. Клычков был в 1937 году арестован по доносам, обвинявшим его в антисоветчине и “кулацкой идеологии”, а затем расстрелян. Парадоксально, но факт: мансийский эпос, воссозданный поэтом, которого на все лады склоняли как “русского националиста”, “великодержавного шовиниста” и т. д., содержит немало страниц, которые вполне можно трактовать как антирусские. При желании, конечно... Те бедствия, о коих мансийский гусляр говорит богу Торуму, исходят прежде всего от “Белого царя”, от его “злых бояр”, воинов и купцов из “Роч-маа” (то есть из Руси): тут и изгнание аборигенов из их родных становищ и угодий, и невыносимые поборы, и разорение целых родов, и отравление народов водкой, и... Все это нам, ныне живущим, действительно до боли знакомо и ведомо — и не только на историческом уровне, но и, так сказать, на “нефтегазовом”, нынешнем. Но тем, кто любит поэзию как высшее выражение духа любого народа, то есть — и его Истории, ведомо и другое: при желании (как правило, недобром) любой отдельно взятый факт прошлого, как давнего, так и вчерашнего, можно сделать основой для какой-либо историко-социальной “теории”, даже и на истину претендующей.

...Но вот сделать его фактом Поэзии — то есть высшей, Божественной правды народной — невозможно. А эта правда в данном случае — вот она: к нам возвращается, без преувеличения, высочайший шедевр не одной лишь мансийской, но — мировой поэзии. Ибо он воссоздан на языке, общепризнанном во всем мире именно как язык волшебной литературы. И воссоздан на самом блистательном уровне этого языка. А когда происходит такое — то любой исторический факт, содержащийся в подобном произведении, можно охарактеризовать опять-таки словами русского поэта: “Тут ни убавь, ни прибавь. Так это было на земле”.

А потому — даже те читатели, кто не имеет особых пристрастий к этнографии и фольклору народов России и мира, но просто любят поэзию, не могут не быть заворожены и очарованы колдовством строк поэмы “Мадур-Ваза победитель”. Тут, в самом деле, какую страницу ни открой, встретишь чудо. Чудо мансийского сказания, чудо русского слова — чудо земли сибирской и ее людей:

 

...И в полуночи таежной

Свет луны висит меж веток,

Как натянутые нити

Пряжи тонкой, серебристой

Между небом и землею!

Лес великий, полный тайны! —

 

так вдохновенно поет прекрасный юноша, гусляр Ваза, в своем многотрудном пути. А вот что говорит герою вогульский мудрец-заклинатель в финале поэмы — и в конце его пути, завершившемся, несмотря на все совершенные подвиги, отнюдь не торжеством победителя, говорит в утешение: “Путь далек, но мы вернемся, /Мы найдем живую воду...”

И они ушли в неведомое... Но вспомним начало поэмы, завет о возвращении самых сильных духом людей, “но уже в ином обличье и с другими именами”. И — добавим — с живой водой созидательного волшебства.