Наш Современник, 2005 № 03

Возникает вопрос, но как же мог активный коминтерновец и участник левой оппозиции ратовать за сближение с Германией? Может быть, на Радека «наговаривают»? Тем не менее комплексное изучение политических взглядов этого деятеля убеждает в том, что он вообще придерживался стратегии на сближение коммунистов и националистов. Германофилия была лишь частью, хотя и весьма органической, этой стратегии. Что же до увлечения троцкизмом и левачеством, то они были попыткой наиболее четко обозначить свое неприятие западной плутократии. К тому же Троцкий на определенном этапе заигрывал с русским национальным патриотизмом, используя его в прагматических целях. Так, он писал о «национальном характере» Октябрьской революции. Лев Давидович делал определенные реверансы в сторону национал-большевиков сменовеховского толка, которые в свою очередь осыпали его комплиментами (как «вождя русской армии»). На основании этих и других фактов некоторые исследователи, например М. Агурский, считают возможным отнести Троцкого именно к национал-большевикам. Это, конечно же, неверно, однако уже и сама возможность подобного допущения говорит о многом. Радек, очевидно, тоже считал Троцкого воплощением национал-большевизма. Однако в дальнейшем он понял, что вождем национал-большевиков является именно Сталин. И с этого момента он стал ревностным сталинистом.

По всей видимости, формирование Радека как национал-большевика следует отнести к 1919 году. Тогда Радек, помогавший организации коммунистического движения Германии, был обвинен в подрывной деятельности властями этой страны и брошен в тюрьму Моабит. Режим пребывания там был довольно свободный, и Радек имел возможность общаться с разными политическими деятелями, находившимися на воле. В заключении его, в числе других гостей, навещали представители немецкого национал-большевизма, горячо ратовавшие за союз с Советской Россией против демократической Антанты. Одним из посетителей Радека был пионер немецкого национал-большевизма — барон Ойген фон Рейбниц. Кроме того, Радек тесно общался с лидерами Германской коммунистической рабочей партии (ГКРП) Генрихом Лауфенбергом и Фрицем Вольфгеймом, которые стояли на позициях национал-большевизма. Основной темой разговоров Радека с его посетителями была именно необходимость советско-германского сближения, которое следовало дополнить сближением коммунистов и националистов. Правда, надо отметить, что в то время Радек только начинал осознавать в полной мере всю глубину национал-большевизма. Он полемизировал с Лауфенбергом и Вольфгеймом, выступавшими за объединение с крайне правыми. Причем Радека смущала не столько сама идея объединения (в принципе он допускал такую возможность). Карл Бернгардович считал, что лидеры ГКРП несколько мягкотелы и националисты захотят использовать их «в качестве зонтика».

Ярче всего национал-большевизм Радека проявился в 1923 году. Здесь имеется в виду его сенсационная речь, произнесенная 20 июня на расширенном пленуме Исполкома Коминтерна (ИККИ). Она была посвящена молодому немецкому националисту Лео Шлагетеру, казненному за терроризм французскими оккупационными властями в Рейнской области. В Германии началась кампания всенародной солидарности с казненным патриотом. К ней присоединился и Радек. В своей речи он высоко оценил подвиг молодого националиста: «Шлагетер, мужественный солдат контрреволюции, заслуживает того, чтобы мы, солдаты революции, мужественно и честно оценили его». По мнению Радека, националисты должны были сделать правильные выводы из трагической судьбы Шлагетера. Им следовало сосредоточить всю свою борьбу именно против Антанты, в союзе с коммунистами, а также русскими рабочими и крестьянами.

Многие немецкие националисты (например, граф фон Ревентлов) стали обсуждать возможность такого объединения. А коммунистическая газета «Роте Фане» даже предоставила им для этого свои страницы. К дискуссии подключились и нацисты. Члены НСДАП стали посещать собрания коммунистов, и наоборот. Положения Радека поддержали такие лидеры Компартии, как Рут Фишер и Клара Цеткин.

Новый курс коммунистов, получивший название «линии Шлагетера», продлился недолго. Его провалили догматики из Коминтерна и КПГ. Тем не менее идея объединения коммунистов и националистов была озвучена. В этом направлении будут предприняты некоторые шаги, которые все-таки не приведут к желанному результату.

В 20-е и 30-е годы среди коммунистов было очень большое тяготение к национализму. А в лагере националистов наблюдалось движение в сторону коммунизма и социализма. Многие объясняют это взаимопритяжение общностью двух экстремизмов — правого и левого. Дескать, коммунисты и националисты хотели пострелять да помучить вволю, вот вам и сходство.