Конечно, это сотрудничество было выгодно не только немцам. Советский Союз имел возможность знакомиться с новейшими немецкими военными разработками, а наши военные, сотрудничавшие с рейхсверовцами, могли многое подсмотреть и многому научиться. Тот же Шпейдель сообщает, что им вновь и вновь приходилось констатировать, что красные командиры своим прилежанием зачастую превосходили немецких участников совместных курсов. Несмотря на языковые трудности, они усваивали немецкие уставы и предписания в такой степени, что в конце концов оставляли позади многих своих немецких сокурсников.
Немецкий военный атташе в СССР в тридцатые годы генерал Кёстринг в мемуарах, вышедших после войны, в 1953 году, всячески открещивается от обвинений в том, будто рейхсвер на свою голову обучил Красную Армию, разбившую Германию в 1945 году. Значение сотрудничества, мол, не следует преувеличивать. Но тот же самый Кёстринг в 1931 году докладывал шефу рейхсвера генералу Секту, что последствия сотрудничества с немцами “повсеместно видны в Красной Армии”. А в 1935 году, описывая особо успешные маневры Красной Армии, он сообщал в Берлин: “Мы можем быть довольны столь высокой оценкой маневров. Их командиры и руководители — это наши ученики”.
Можно, конечно, спорить о значении взаимодействия Красной Армии и рейхсвера для последующего развития в Европе. Но бесспорно, что Гитлер к 1939 году, то есть всего за 6 лет после своего прихода к власти, создал самые сильные в Европе ВВС и танковые войска. Столь резвый старт и бурный финиш были бы невозможны, если бы Германия не располагала объективными предпосылками для производства и развертывания соответствующих вооружений, то есть не имела законченных НИОКР, прошедших полевые и летные испытания прототипов, а также достаточного количества специалистов, обученных владению новой техникой.
Основа этого немецкого “военно-технического чуда” была заложена за 11 лет упорной и целенаправленной работы в России. В этой связи сошлемся еще раз на мемуары Кёстринга, которому уже после прихода Гитлера к власти начальник штаба геринговской “Люфтваффе” говорил, что без предварительной работы в России по созданию новых вооружений и обучению кадров германские ВВС не могли бы достичь того высокого уровня, который имели уже в 1939 году. То же касается и танков, как говорил Кёстрингу такой известный специалист в этой области, как генерал Гудериан.
Надо понимать, что речь тут шла не только о сотрудничестве на низовом уровне — где-то в Липецке или Казани. В него были вовлечены высшие эшелоны обеих армий и государств. С конца 20-х годов генштабы рейхсвера и Красной Армии все чаще проводили военные учения и военные игры. С началом 30-х годов в Германию зачастили советские маршалы. Их с удовольствием принимал рейхспрезидент Гинденбург. О чем он помышлял при этом, рассказывает все тот же Кёстринг. “И смотрите, чтоб вы мне сохранили добрые отношения с Красной Армией! — наставлял генерала президент. — Очень хотелось бы задать трепку этим полякам; но время пока не пришло”.
Рейхсвер рейхсвером: при всей своей самостоятельности вести свою собственную политику он не мог. Фактом является то, что германское политическое руководство во главе с президентом одобряло и стимулировало военное сотрудничество с СССР, разумеется, думая при этом сугубо о своем, немецком. С помощью Локарно и Рапалло Германия привела в устойчивое состояние свои отношения на западе с Англией и Францией, а на востоке — с Россией. В этой послеверсальской системе немцы намеренно оставили, однако, одну “дырку”. Этой “дыркой” была Польша, границы которой Германия решительно не желала гарантировать. Она не хотела мириться ни с потерей Данцига, ни с так называемым “польским коридором”, ни с утратой половины Верхней Силезии.
Пересмотр послевоенного порядка вещей в Европе оставался в числе приоритетных целей Германии. Слабым звеном в этом порядке была прежде всего Польша. К ней в Берлине и проявлялся неизменный хищный интерес. На поддержку Англии и Франции в польском вопросе немцам было рассчитывать трудно — те выступали в роли польских союзников. Другое дело СССР. Поляки оттяпали у России в 20-е годы крупные белорусские и украинские территории и вели в отношении Москвы сугубо конфронтационную политику. В немецких мечтах “переустроить” Польшу Советский Союз задолго до 1939 года представлялся вероятным и естественным партнером. Решать эту задачу выпало на долю Гитлера, но все стрелки расставлялись еще его “демократическими” предшественниками. Это была традиционная германская политика, не прекращавшаяся ни на одно мгновение, вне зависимости от того, кто правил Германией.