Наш Современник, 2008 № 09

И уже не приходило в голову, о чем эти стихи. Они вызвали особое чувство, не поддающееся определению. "Чтобы написать о нашей окраине, нужно почувствовать мелодию. Без нее и приниматься не стоит", - заметил Виктор Лихоносов в "Записках перед сном". Видимо, эта мелодия и трогала так глубоко души. Передреева же "мелодия окраины" волновала многие годы, она уже звучала в стихах "Обруч" (1960 год):

Я гнал его… крутилось колесо… Мелькало всё - заборы и деревья, Околица - ни город, ни деревня, И дом родной, и матери лицо.

Сразу же на "Окраину" откликнулся Кожинов. Он тут же, под свежим впечатлением написал статью, опубликованную затем в "ЛГ" - редкий случай появления отклика лишь на одно стихотворение. В дальнейшем "Окраину" не раз хвалили в печати.

С годами наряду с тёплыми, добрыми строками о "живом" человеке начинают проскальзывать нотки разочарования. Они прозвучали впервые в стихах "Робот" (1966) - о человеке, не знающем, "что такое робость, лень, тоска и воспаленность век". В книге академика Р. А. Будагова "История слов в истории общества" эти стихи приведены в качестве удачного использования понятия "человек-машина". Затем появляются стихи "Я видел, как скудеют чувства, мертвеют краски и слова…", и они также о "полотнах, где бездушны краски" и "словах без жизни и лица". В том же ключе написаны стихи "Знакомцу" ("Ты на виду повсюду, как на сцене…"), "Ты умудрен и жизнью, и судьбой… " (в одном из сборников - "Монстр"), "Ночью слышатся колеса… " с выразительной строкой: "Ночью слышно - ветер стонет: это надо мной", "Ностальгия".

Тяготило и общее отношение к истинной поэзии, к истинным поэтам. Пресловутые слова главного редактора одного толстого журнала "За лирику мы платить денег не будем!" буквально травмировали поэта, он нет-нет да и повторял их с большой горечью. В беседах порою признавался: "Как тяжело жить, когда почти никто ничего не понимает". "В письмах: "Такова се ля ви, в которую я влип", "Читай Пушкина - это единственное, что нам остается". Возможно, потому, что Передреев вырос в многодетной семье, в обстановке, "где настежь распахнуты окна и радость - на всех, и беда", он всегда тяготился одиночеством, искал общения, встреч. К последним годам жизни накопилась усталость, особенно от изнурительной работы над переводами. Чтобы развеяться, шел в ЦДЛ, где всегда можно встретить любителей побеседовать за рюмкой горячительного, но где, к сожалению, сталкивался с непониманием, самодовольными высказываниями, задиристыми репликами, насмешками. Понимал, что подобно Дон Кихоту выступает против ветряных мельниц и в статьях, и в беседах или, как Чацкий в доме Фамусова, напрасно тратит свою горячность. Автор одной из последних статей о Передрееве (2003 год) пишет: "На свою беду, он чересчур тонко чувствовал стих", то есть большой редкий дар оборачивался для Передреева бедой - поистине "горе от ума"! Понимая все это, досадуя на себя, поэт не без горечи сознавал:

В какую я впутался спешку, В какие объятья попал И как я, под эту усмешку, Душою еще не пропал?!

И сколько душевных сил тратилось напрасно при этих посещениях ЦДЛ, этих беседах! Как пагубно они влияли на душу поэта, портили настроение, отвлекали от творчества! Ведь стоило ему покинуть привычные стены, поехать куда-нибудь, скажем, в Азербайджан, Вологду или Тимониху - деревню В. Белова, как вновь рождались стихи, достойные его пера. И думается, "поэтическая немота", приписываемая кое-кем поэту якобы из-за непомерной

тяги к совершенству, была следствием, скорее, не лучшего настроения. Об этом стихотворение "Дни Пушкина":

Всё беззащитнее душа В тисках расчетливого мира, Что сотворил себе кумира Из темной власти барыша.

Всё обнажённей его суть, Его продажная основа, Где стоит всё чего-нибудь, Где ничего не стоит слово.

При чтении этих стихов поэт делал особое ударение на концовке строки: "Где ничего не стоит слово". Стихи завершаются строками:

Ты светлым гением своим Возвысил душу человечью, И мир идет тебе навстречу, Духовной жаждою томим.

Следуя Пушкину, поэт также выразил собственное видение, собственное понимание цели поэзии: возвышать душу и утолять духовную жажду. И он всеми силами стремился, чтобы именно с этой меркой подходили к поэтическому произведению. Но - увы! - всё сильнее чувствовал бесплодность этих стремлений.

В стихах Раисы Романовой, опубликованных в цикле "Венок Анатолию Пе-редрееву" ("День поэзии", 1988) очень, на мой взгляд, точно передано то состояние, которое тяготило Передреева в последние годы жизни: