Наш темный дуэт

Обрисовались длинные, тонкие пальцы, грудь поднималась и опускалась, плоский блин лица приобрел форму, щеки запали, подбородок заострился.

Чья-то кровь брызнула на тень – и тут Слоан оцепенел – густая жидкость растеклась по существу, которое, похоже, обрело нечто вроде плоти.

Итак, тень питалась пленниками.

Не телами и не душами, а их действиями, творимым насилием. Слоан вдруг обрадовался, что его малхаи не сумели убить тень. Монстр, заставляющий людей кидаться друг на друга, – да, таким домашним любимцем определенно стоило обзавестись!

На экране тень двинулась через участок; пальцы скользили по столам, по стенам. Она задела железную решетку и отшатнулась. Значит, она не неуязвима.

Значит, что бы существо ни приобретало в результате человеческих смертей, эффект не длился долго.

Когда оно подошло к дверям, оно опять истончилось, края сделались расплывчатыми. Когда оно появилось в четвертом окне и вывалилось на улицу, его окутал туман – и оно истаяло в воздухе.

Слоан смотрел на экран. Картинка была неизменной, невзирая на сменяющиеся снизу секунды. Ни один малхаи не встал среди трупов. Ни один корсаи не возник из темноты. Ни один сунаи не пробудился к жизни.

Монстры возникали из чудовищных действий. Но в данном случае монстры не появились.

Правда, единственным монстром стало то самое существо. Насилие впиталось в тень, не оставив позади ничего, кроме груды трупов.

– Что нам делать? – спросил малхаи.

– Отдайте трупы корсаи, – ответил Слоан.

– А как насчет тени? – спросила Алиса, вырисовывая узоры в лужице липкой крови. – Мы не можем позволить ей шастать бесконтрольно.

– Не можем, – согласился Слоан.

Он прищурился. Алиса видела всех насквозь – и его тоже. Обычно в такие минуты Слоану хотелось вырвать ей глаза. Но он лишь улыбнулся.

XI

Она стоит

перед зеркалом

смотрит

на свое

отражение

у него

серебряные глаза

оно с улыбкой

говорит о милосердии

а с пальцев

капает кровь

и у ног

груда тел

и отражение

протягивает

ноготь

к стеклу

и постукивает

и стекло трескается.

Когда Кейт проснулась, Августа уже не было.

Солнце встало, и Август ушел, оставив лишь вмятину на постели.

Но затем на одеяло что-то мягко приземлилось, и через плечо Кейт заглянули зеленые глаза.

Аллегро.

Кот неуверенно рассматривал ее, словно не мог понять, что с ней делать.

– Мы с тобой одной крови, – пробормотала Кейт.

Ей опять снился какой-то мутный сон. Кейт заставила себя встать, побрела в ванную и приняла душ погорячее, такой, чтоб еле-еле можно было терпеть. Давление в голове усилилось, а теперь еще и грудь сдавило как тисками.

Ванная заполнилось паром. Кейт присела и принялась копаться в шкафчике. В конце концов она отыскала лекарство, которое могло помочь от мигрени. Девушка проглотила три таблетки и опять шагнула под обжигающие струи.

Мышцы ныли, и Кейт начала что-то напевать. Она не хотела, чтобы ее мысли то и дело соскальзывали к бритве на полочке.

Когда она вышла из-под душа, зеркало запотело.

Кейт осторожно сделала шаг вперед и провела рукой по стеклу. Она лишь на миг позволила взгляду скользнуть туда – ровно настолько, чтобы успеть разглядеть, что серебро расползлось, заполнило левый глаз и запустило отдельные «корни» – в правый.

Сердце ее дрогнуло, паника прокатилась, как дрожь по зыбкой почве, и Кейт пришлось сделать над собой усилие, чтобы удержаться на ногах и сохранить спокойствие.

– Ситуация под контролем, – сказала она.

Слова были подобны грузу в карманах: они удерживали ее. Форма напомнила ей о двадцать четвертом отделении, и Кейт почти почувствовала себя виноватой, но потом вспомнила, что это была просто уловка, провалившаяся попытка вырваться на волю. Кроме того, близкое соседство с оружием и люди, испытывающие ее терпение, сейчас совершенно не ко времени.

Кстати, еще одна причина держаться подальше от Стражей и Процветания в целом.

Но она по ним скучала.

Кейт села за кухонный стол с чашкой кофе и планшетом, и как-то так вдруг оказалось, что она уже пишет очередное письмо Райли. Была некая свобода в том, чтобы писать письмо, которое не сможешь отослать, и Кейт рассказала Райли про отца и мать, и про дом в Пустоши, про Флинна и Августа и кота Аллегро.

Она писала, пока головная боль не стихла и в мозгах не прояснилось, а затем занялась настоящим делом: начала устраивать ловушку для Пожирателя Хаоса.

– Что ты делаешь?

Смычок соскочил со струн, и Август открыл глаза. Часы на стене показывали без пятнадцати десять. Ильза ушла, а в дверном проеме стояли Соро – серебристые волосы зачесаны назад, а на невозмутимом лице тень замешательства.

– Играю, – ответил Август.

Все тело затекло. Если бы его пальцы способны были потрескаться и кровоточить, это бы случилось еще несколько часов назад. Стальные струны нагрелись от долгой игры, и скрипка расстроилась. Будь струны сделаны из другого материала – давно бы уже полопались.

– Зачем?

На столь краткий вопрос было слишком много ответов.

– Ты когда-нибудь думал, почему музыка вытягивает души наружу? Почему красота действует так же, как и боль?

– Нет.