Наша фантастика, №3, 2001

Пациент: мужчина, только руки и голова выглядывают из-под белого покрывала. Его руки невообразимо иссохли, лицо обезображено. Левая половина лица — сплошь незаживающие раны, из недр которых иногда выкатывается капля крови, словно мужчина плачет кровавыми слезами.

P. S. Если посмотреть на снимок под другим углом, можно заметить еще кое-что: на груди больного кольцами вьется большая чешуйчатая змея с зелено-изумрудными глазами. Она плюет ядом на незаживающие раны.

Сон, словно архивная кинолента, повторяет то, что произошло несколько лет назад. Цветущие сады на берегах океана — это Колхида, самый посещаемый курорт на Венере. Я и Дика счастливы, очарованы окружающей нас сказкой цветов. Мы резвимся и смеемся на синеватом лугу неземной травы.

— Смотри, смотри, что я нашла, — зовет меня Дика, и я лечу к ней.

Не важно, что она нашла, важно то, что она здесь, рядом со мной, что мы вместе, и отныне всегда будет так. Любимая показывает мне редчайшый цветок Венеры. До сих пор его видели всего лишь двое — первые колонисты. Они рассказывали, что наблюдали цветок издали, в труднодоступных местах. Поэтому многие считали, что он — всего лишь красивая легенда. До сегодняшнего дня я и сам думал, что этот цветок не существует. Любимая показывает мне «цветущую кобру» — так назван этот цветок первый увидевший его. Действительно, сходство поразительное. Под широкими, достигающими земли листьями какого-то дерева на вытянувшемся хвосте стоит разъяренная кобра, развернув капюшон, только вместо змеиной пасти — зеленый цветок поразительной красоты. Некоторое время мы любуемся необычностью цветка, потом, словно сговорившись, одновременно наклоняемся, чтобы вдохнуть аромат. И тогда безобидный цветок испускает струю — возле наших лиц в воздухе зависает тучка мельчайших капель. Дика их вдыхает, а левой стороны моего лица касается влага — влага густого, чужого тумана.

…Одурманенный, словно в наркотическом бреду, на подгибающихся ногах, я нес ее на своих плечах, пока весь мир в моих глазах не утратил свои краски и не поблек.

Падая, я ушиб плечо. Потом кто-то назойливо тряс меня. Что-то ужалило руку. Тихий голос пробился сквозь густую завесу, окутавшую мое сознание, и я услышал два самых страшных, самых ужасных слова: «Она умерла». Нет! Только не это, Господи, только не это! Я, никогда не веровавший в Тебя, умоляю! Да разве трудно совершить чудо, самое обыкновенное чудо?! Потом я провалился в Тартар…

Молодая медсестра с длинными черными волосами ветром неслась по больничному коридору. Увидев мужчину в белом, стоящего у окна и что-то отмечающего в блокноте, она вскрикнула:

— Доктор! Доктор, этот, из сорок седьмой! Открыл глаза…

— Вы не ошиблись?

— Нет, нет! Господи, он так на меня посмотрел…

Теперь по коридору бежали уже двое. Ворвавшись в палату, врач подскочил к аппаратуре, стоявшей рядом с единственной в этом помещении койкой. Не обнаружив в показаниях никаких изменений, он взглянул на больного, схватил его запястье, но, покачав головой, тут же отпустил. Рука тихо ударилась о край койки.

— Ошиблись, сестричка. Пять лег в коме — вряд ли он когда-нибудь откроет глаза…

— А что с ним, доктор?

— Вы слышали когда-нибудь о «цветущей кобре»? Когда мы еще ничего не знали о ее ядовитых свойствах, проклятый цветок погубил не один десяток людей. Этот человек одним из первых столкнулся с растением — и единственный остался в живых. — Помолчав, доктор добавил: — Наполовину. Так что, скорее всего, вам лишь померещилось.

Врач ушел. Медсестра, ссутулившись, стояла в углу. Губы ее тихо шевелились:

— Нет, я не ошиблась. Ты смотрел на меня, я видела…

Подошла, поправила свисающую руку больного. Отбросила со лба челку. Долго глядела на веки его глаз, ожидая, что вот-вот они дрогнут… Чуда не произошло. Пока не произошло.

Под изумрудным небом, у входа в большую темную пещеру, на голом черепе какой-то огромной рогатой твари сидит человек. Не смотрите на его лицо. Я же вам говорил, это неприятное зрелище.

Прикуриваю сигарету. Спичка рисует в воздухе сверкающую дугу и, соприкоснувшись с песком, гаснет. Медленно выдыхаю дым. Тихим призраком он стремится вверх, к небу. Откуда-то подкрадывается огромный, исхудалый пес. Присаживается рядом и глядит мне в глаза. Тушу сигарету о подошву ботинка. Поднимаю с песка гитару, нежно касаюсь струн. Пес прислушивается, бросает свою охоту на блох и, кажется, ожидает продолжения. Пальцы танцуют на струнах, в ночи звучит тихая и грустная мелодия, которую я любил играть тебе, Дика. Внезапно вступает пес — он воет, словно оплакивая кого-то. Наша боль так похожа… Если кто-нибудь услышал в ночи наш дуэт, по спине его, без сомнения, побежали мурашки, и, если путь его лежал в нашу сторону, он свернул с пути…