Наша компания (сборник рассказов)

Неподалеку на току молотили пшеницу. Бензиновый движок вращал динамо-машину, от которой горели два прожектора, освещали ток. Молотить будут всю ночь. Беспрерывно доносятся голоса людей, так что дежурить не страшно.

Постукивают ходики. Иногда у них дергается гиря. Где-то под полом скребется не то мышь, не то ночной жук.

Книжка была интересная, и Тамара увлеклась. Если лампа пускала копоть, Тамара снимала стекло и, как ее учила Нюра, ножницами подрезала фитиль.

Вдруг Тамара почувствовала что-то неладное: в питомнике стояла необычная тишина, не слышно было шевеления гусениц на полках.

«Это мне так кажется», — успокоила себя Тамара. Подождала, но тишину по-прежнему ничто не нарушало. Только из умывальника в таз со звоном упала капля воды.

Тамара взяла лампу и подошла к полкам. Гусеницы лежали и не шевелились. Тамара потрогала их — нет, не шевелятся. Ни одна гусеница!

Тамаре от страха сделалось жарко-жарко. Что же случилось? Может быть, она зачиталась и не подложила свежего корма? Тамара проверила: на всех полках были листья. Она брала то одну, то другую гусеницу, трогала за ножки, за клювики, согревала дыханием. Гусеницы не оживали.

— Ну что же это такое? — в отчаянии воскликнула Тамара.

И ей вспомнилось, что Нюра с Машей чуть не плакали, когда у них погибали гусеницы. Теперь и Тамара готова была заплакать. Как же так: ее дежурство, ей доверили, а она погубила все дело! Что же теперь скажут девочки?

Тамара захватила одну гусеницу и, глотая подступавшие к горлу слезы, выскочила из питомника и кинулась бежать что есть сил домой, к тете Луше.

Тамара летела в темноте, плохо разбирая дорогу. Натолкнулась на плетень, перелезла, поцарапала колени.

«Неужели сдохли?» — думала Тамара, и внутри у нее все цепенело.

Наконец знакомая канава, забор, и она дома.

Принялась во всю мочь стучать в дверь и ногами и кулаками, потом подбежала к окну, где спала тетя Луша, и давай стучать в окно.

— Кто там? — донесся как всегда спокойный голос тети Луши.

— Дядина! — закричала Тамара, глотая душившие ее слезы. — Все пропало!

— Что пропало? Что за лихо?

Тетя Луша засветила лампу и открыла дверь. Тамара протянула ей гусеницу:

— Сдохли!

Тетя Луша оглядела гусеницу и сказала:

— Они не сдохли, а просто спят.

— Как спят? Они никогда раньше не спали!

— Раньше не спали, а теперь настало время им спать. Отдохнут они так два дня и начнут коконы свивать. Как же это девочки тебя не предупредили? Забыли, наверно.

— Ух, а я до чего напугалась! Даже сердце зашлось. Ну ладно, побегу! — И Тамара с гусеницей в руке заспешила обратно в питомник.

* * *

Петина душа теперь безраздельно принадлежала телятам.

Почти каждое утро перед домом тети Луши раздавался Димкин свист. Петя незамедлительно выходил, и друзья направлялись к телятнику.

Вера Сергеевна встречала приятелей. Если те опаздывали, она укоризненно покачивала головой:

— Тут с ног сбилась, а помощников нет. Где это вы всё гуляете?

— Мы не гуляем. Это я задержался, — отвечал Димка. — Гарбузовую кашу ел.

— А я уже беспокоюсь — пропали помощники!

Димка и Петя надевали клеенчатые фартуки, брали чистые эмалированные ведра с молоком или пахтой и шли поить телят.

Пете нравилось выкрикивать их по именам:

— Мальчик! Мальчик!

И Мальчик поднимал голову и бежал на зов.

Петя протягивал ему ведро с молоком. В другой руке у Пети был прутик. Он отгонял прутиком остальных телят, которым не терпелось поскорее получить свою порцию молока.

Выпьет Мальчик молоко и не вытаскивает из ведра морду — еще пить хочет. Петя с трудом у него ведро отнимает и зовет уже следующего теленка:

— Ландышка! Ландышка!

Раз в неделю Вера Сергеевна задавала телятам баню. Телят купали с мылом в большой лоханке. Петя и Димка тоже принимали в этом участие.

Телята вели себя беспокойно. Они мычали, ударяли хвостами по воде или падали на бок со своих слабых ног.

Петя держал телятам передние ноги, Димка — задние, а Вера Сергеевна терла их щеткой. Иногда телята вырывались, и тогда ребята чуть не сталкивались над лоханкой лбами. Димка, красный от натуги и весь мокрый, сердито кричал на Петю:

— Это ты выпустил! Ты!

— Нет, ты! — возмущался Петя, тоже весь красный и мокрый. — Я только ногу одну отпустил, когда у меня нос зачесался.

На каждого теленка у Веры Сергеевны была заведена особая карточка, куда она вписывала возраст теленка, его вес, рост, аппетит.

Однажды Вера Сергеевна взвешивала Димкиного Каштана. Димка присел потихоньку на край весов, чтобы Каштан был потяжелее — может, его тогда как рекордиста пошлют на сельскохозяйственную выставку.

Вера Сергеевна сделала вид, что ничего не замечает.

— Какой породистый бычок растет! — приговаривала она, медленно передвигая гирьку по железной линейке весов. — Какой упитанный, маститый... Подрастет и быть ему в стаде вожаком.

«А чего ж она про выставку ничего не говорит?» — думал Димка и еще сильнее нажимал на весы.

— Да что такое! — притворно удивлялась Вера Сергеевна, все переставляя с деления на деление гирьку. — Ну и важный бычок, прямо уже настоящий бугай. Поговорить, что ли, с председателем колхоза да на выставку в Москву его послать?