Читаем Наша кошка - тоже еврей полностью

Однако, есть одно обстоятельство, от которого немало зависит. Имя ему - еврейская традиция, еврейская культура. Для большинства из нас, выросших вдали от синагоги, которой либо вообще не было, либо она была идеально прозрачным для КГБ аквариумом, вдали от основной части сокровищ еврейской литературы, музыки, театра, они - традиция и культура оказались чем-то не просто далеким, но как бы и противоположным нашей жизни. Сами лишенные их поддержки, мы не можем дать эту поддержку детям. И тогда открытие своего еврейства застает ребенка врасплох. Оно обязательно негативно, раняще - это открытие. Еще бы - ведь я не такой, как все, т.е. плохой. Ребенок еще не может противостоять миру как существо уникальное и особое, и когда он "не такой", - это становится для него угрожающим знаком отвержения миром, призраком смерти. А за спиной нет ничего, что могло бы ребенка поддержать, подпитывая его уверенностью, что он "такой". Эта уверенность не приходит через голые слова. Тем более - через слова взрослых, голос которых дрожит оn того же страха, который испытывает ребенок. Оно приходит лишь через переживание общего с другими людьми бытия в традиции - объединяющей и сплачивающей, говорящей на общем языке образов и символов, делающей смысл моего бытия частью общего смысла. Рано или поздно ребенок переживет открытие своего еврейства, но - скорее всего - уже не с чувством, что за его спиной пропасть, в которую он вот-вот свалится. а мир, который поддержит, не даст упасть, не оставит в одиночестве. Мне кажется очень важным раннее до первичного открытия - вхождение в традицию. Потому что рана уже пережитой травмы может превратить вхождение в традицию во вхождение в крепость, которая всегда ждет нападения враждебного мира. И тогда традиция рискует выродиться в догму или фанатизм, отгораживающие от остального мира, ставящие на место спокойной и ровной уверенности в себе самоуверенно-агрессивную защиту. Это как раз разница между здоровой бдительностью и паранойей. И лишь пропитываясь, проникаясь традициями, ребенок учится и начинает уважать их и, через это, понимать уважение других к их традициям, а стало быть - уважать их. Это как раз та позиция человека в нашем далеком от совершенства мире, которая и позволяет ему вступать в диалог с другими, не поступаясь собой. Так мы можем помочь ребенку "жить не бояться и верить. Остаться свободным и сильным" таким, каким он и появился на свет.

Докт. мед. наук В.Е.Каган

Перейти на страницу:

Похожие книги

Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика