— Я обещаю, что никому не скажу. Я никогда не поступлю так ни с тобой, ни с Элоизой.
— Спасибо, — хрипло ответил он.
От того, что он безоговорочно мне поверил, меня затопило теплом.
— Так что…
Дверь домика распахнулась. Свет с улицы осветил лицо Элоизы. Она зашла внутрь и, закрыв за собой дверь, скрестила руки.
— Что вы здесь делаете?
И я умудрилась именно в этот — наихудший — момент потерять свое обычное непробиваемое спокойствие и талант притворяться. То, чем я в совершенстве овладела за прошедшие годы. Я так резко отскочила от Финна, что соскользнула с дивана и свалилась бы на пол, если бы он не успел меня подхватить. Мое поведение так и кричало:
— Черт, — пробормотала я и, пригладив дрожащими пальцами волосы, замерла в ожидании реакции Элоизы.
Она покачнулась на каблуках — явно не особенно протрезвев с тех пор, как я видела ее в доме. Потом прищурилась.
— Финн?
Судя по всему, Финн тоже утратил умение притворяться.
— Эль, я… — В его взгляде горело чувство вины, и Элоиза, несмотря на все свое опьянение и на царивший в домике полумрак, распознала его.
Она отшатнулась от нас с беспредельным страхом в глазах.
— Финн?
Он отпустил мою руку и встал.
— Эль, прости. Я нечаянно.
— О, боже, ты же не…?
— Элоиза. — Я тоже встала. — Я никому не скажу.
Однако мои слова не пробились к ней.
— О, боже. — Она подняла трясущуюся руку ко лбу и прислонилась к стене. Ее спина задела выключатель, и я сощурилась, когда помещение залил свет.
Элоиза этого и не заметила. Она еле дышала, а ее лицо стало неестественно бледным.
— Эль. — Финн бросился к ней, но она, вытянув руку, остановила его.
— Меня сейчас вырвет, — всхлипнула она, после чего побежала в ванную.
Финн кинулся за ней следом, я тоже и, догнав ее первой, еле успела поднять ее волосы, после чего она согнулась над унитазом, и ее стошнило всем, что она съела и выпила на вечеринке. Даже когда ничего не осталось, ее продолжали мучить позывы, и она издавала скулящие звуки, которые вскоре превратились в полномасштабные рыдания.
Мои глаза обожгли слезы. Мне было ненавистно, что я стала причиной ее боли и страха.
— Ш-ш… — Я подползла к ней поближе и погладила по спине. — Элоиза, — дрожащим голосом прошептала я, — для меня это ничего не меняет. Тебе нечего стыдиться. Но я понимаю, что ты испугана. Понимаю. Я никому не скажу. Честное слово.
Она отпрянула и сердито уставилась на меня. Ее лицо блестело от пота, а вокруг глаз размазалась тушь.
— И я должна тебе верить?
— Да.
— Ну а я вот не верю.
Она переместилась от унитаза к ванной, привалилась к ней спиной и трясущейся рукой откинула с лица волосы.
Финн неуверенно мялся в дверях.
Атмосфера была настолько тяжелой и ужасающей, что походила на скорбь. Когда родители Анны расстались, психотерапевт сказала ее матери, что переживания Анны были своего рода скорбью. Каждый день после занятий я сидела с ней, и она просто молчала. Но окружающая ее атмосфера говорила сама за себя. Она была тяжелой и пугающей, состоящей из единственного чувства утраты невинной веры в волшебное «навсегда», потери постоянства и… безопасности.
Такой же была атмосфера в крошечной ванной, и создавала ее в основном Элоиза.
— Мы станем семьей, — наконец тихо сказала я.
Ее глаза воинственно вспыхнули.
— И?
— Я никогда не причиню своей семье боль.
Она отвернулась. Выражение ее лица сообщало о том, что она мне не верит.
— Я серьезно, — сказала я, и моя челюсть сжалась от угрожавших вырваться эмоций. — Я знаю, что чувствуешь, когда тебя предают самые близкие люди. И я
Что бы Элоиза ни услышала в моем голосе, но оно заставило ее посмотреть мне прямо в глаза — прямо в душу. Всего на пару секунд, но они ощущались как вечность. Наконец я с облегчением увидела, как ее напряжение чуть-чуть спало.
— Обещаешь? — Ее губы задрожали.
— Обещаю.
— Ладно. — По ее лицу вновь полились слезы. Она быстро стирала их, словно пряча от меня.
— Индия, я могу поговорить с Элоизой наедине?
Я кивнула, и Финн, протянув руку, помог мне подняться. Я была благодарна за помощь, поскольку в моем платье и на каблуках не было способа сделать это изящно самостоятельно.
Когда я оглянулась на Элоизу, она смотрела на нас с миллионом вопросов в глазах. Я решила, что пускай на них отвечает Финн. Мне же сейчас хотелось лишь одного: убедить ее на все сто процентов, что я не предам ее доверия.
— Разболтать твой секрет всему миру может только по-настоящему злой и жестокий человек, — сказала я. — А я могу быть какой угодно, но только не жестокой и злой. Я возвращаюсь на вечеринку, и что касается нас, то все останется так, как было всегда.
Она кивнула, выглядя потерянной маленькой девочкой. Я поняла, что мне совсем не нравится видеть ее такой.
— Ладно, — повторила она.
Удостоверившись, что она поверила мне настолько, насколько это было возможно в данный момент, я проскользнула мимо Финна и, ободряюще сжав его руку, оставила их в домике наедине.