Читаем Наша прекрасная Александрия. Письма к И. И. Каплан (1922–1924), Е. И. Бронштейн-Шур (1927–1941), Ф. Г. Гинзбург (1927–1941) полностью

Чего-чего не видали на своем длинном веку эти старинные «умершие» вещи, какие человеческие страсти, какие картины проносились над ними! Ах, если бы найти возможность выслушать от них все это! Как было бы поучительно! А я всегда обращаюсь с таким допросом к старинной вещи, будет ли это древняя кольчуга, вырываемая случайно на пашне где-нибудь в Волоколамском уезде Москов ской губернии, или наполеоновская пушка из тех, что выставлены у Арсенала в Московском Кремле, или забытое севастопольское ружье… Вон на наполеоновской пушке выгравировано у казенной части: «Liberte, Egalite, Fraternite». А несколько ниже: «Fait par le citoyen quatrieme annee de la Republique».[4] Это вместо тех девизов, которые начертаны на прусских и австрийских пушках времен «Ultima ratio reqis. Anno 1783».[5] Итак, пушки эти предназначались тем «ситуаеном», который их выпускал, для того чтобы греметь во имя братства, равенства и свободы! Представьте себе их удивление, когда им пришлось греметь во имя императора Наполеона… А потом лежать, лежать в чужой земле, на площади, для обозрения «почтеннейшей публикой», которой они бессильны что-нибудь сказать из своего старого, богатого, столь поучительного опыта!..

…Завтра, 10 августа, из Булони отваливает пароход, везущий наших физиологов на Бостонский конгресс. Одним маленьким уголком души я жалею, что не поехал. Но последние три года измотали меня так, что поездка была бы бесполезна и недобросовестна!..

22

22 августа 1929

…При всей абстрактности по своей природе мысль есть ведь тоже живое переживание, и, пока она не зафиксирована и не засушена в препарат, она наполнена и эмоциональными и волевыми элементами – в ней далеко не одна абстрактная логика! И вот мы в значительной мере умерщвляем свою мысль, лишаем ее жизненности и естественности, делаем искусственной, когда препарируем ее на бумаге. Задача в том, чтобы суметь уловить свою мысль в ее естественном течении и положить ее на бумагу, не смяв, не лишив запаха. Некоторые глубокие немецкие математики основательно упрекали французских авторов, что они лишают в своем изложении математическую мысль ее натуральности – того первоначального хода, каким она развивалась и развивается. И это, создавая, быть может, впечатление особого «изящества» французского изложения математики, в то же время ужасно затрудняет ход науки, ее пропаганду, передачу ее динамики другим.

Разница между искусственно-абстрактным изложением отпрепарированной мысли и передачей мысли в ее натуральном движении – это та же разница, что есть между формальной логикой и так называемой диалектической логикой…

Картина в Севастополе написана целым коллективом художников, в котором участвовал и один мой приятель. Я помню эпоху, когда она писалась и для нее готовили эскизы. Но все участники были учениками здешнего профессора Рубо, и последний является общим командиром, редактором и дирижером этой картины.

23

15 июля 1930

…Меня давно очень интригует спор так называемых интуиционистов с формалистами в теоретической математике, и мне издали предчувствуется, что интуиционисты (Брауэр, Вейль и др.) близки к моим представлениям, намечающимся из доминанты. Ну вот, наконец, я и имею возможность читать более подробно в этой области, удалившись от всего шума и гама, в которых проходит зимнее время. Иногда так важно и нужно подняться в снега горных вершин, подальше от того, что делается в предгорьях и равнинах, – дабы собраться с мыслями, пересмотреть пережитые впечатления, более глубоко увидеть то, что там, на равнине, переживается лицом к лицу, но не успевает просматриваться и продумываться как следует! И ужасно важно бывает пересмотреть свой собственный рабочий аппарат из-внутри, – вот тот самый аппарат, которым пользуешься непрестанно в обыденной сутолоке впечатлений и толкований действительности, но во внутренних механизмах которого обычно разбираться не приходится. А между тем впечатления и толкования действительности мы получаем не иначе как через посредство этого аппарата! И ведь он может давать искаженные впечатления и толкования!

Между нами и переживаемой реальностью стоят, прежде всего, наши доминанты, которые ведь преломляют для нас действительность, равно как наши реакции на действительность, в чрезвычайной степени. Доминанты создают «предрассудки», т. е. те предпосылки мысли, которые эта последняя вносит в работу сама от себя, не отдавая себе в том отчета. Значительная часть таких предрассудков совершенно неизбежна и имеет нормальное рабочее значение.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары