Наша Рыбка

– Эй, ну что ты! – Она отпихнула Воронцова и обняла меня. – Кто тебе это сказал? Я думала, ты просто больше не хочешь.

– И ты не чувствуешь, как что-то упирается по ночам тебе в спину?

– Не упоминайте при мне, что вы спите в одной кровати! – пригрозил Воронцов. – Поняли?

– О, не вздумай обижаться. Когда мы спим вместе, то представляем, что ты с нами. Правда, Игорь? – Она потрепала Петю за щеки и провела пальцем ему по губам. – Игорь обычно говорит: так мне хочется сейчас поцеловать эти сладкие пухлые губки!

– Фу, Ясна! Я не говорил такого!

– Он говорил. Во сне. Просто забыл, – заговорщически прошептала Ясна и прижалась к Петиному лицу. – Давай, Игорь, вот сейчас можешь поцеловать. А я потом расскажу тебе, что хотел сделать Петя.

Я второпях придумывал ответную шутку, но Петина рука сжала мои пальцы. Остался единственный выход: сдаться. Оттого, что Ясна внимательно разглядывала этот поцелуй и пыталась вклиниться, бухало в груди и отдавалось в голове.

– Теперь вы, – сказал Воронцов. Я счастливо впился в ее маленький рот, а он подлез под запрокинутые головы и принялся водить языком нам по шеям. Рыбке это явно нравилось, она поддатливо вздыхала, не справляясь ни с моим напором, ни с его. Однажды она сама назвала себя потенциальной жертвой, хотя, наверное, даже не знала, что так оно и есть. Ее поведение в постели и впрямь оказалось немного виктимным. Она никогда бы в этом не призналась, но тело не могло соврать. Достаточно было переброситься с Воронцовым парой обрывочных фраз, договариваясь о деталях и, естественно, не спрашивая ее мнения, а потом проверить реакцию, скользнув пальцем во влажное тепло.

Я вслепую расстегнул кожаные застежки портупеи, надетой поверх слишком короткого платья. Подцепил пальцами подол и потянул вверх.

– Через голову снимем?

– Снимем, – кивнула Рыбка.

Пришлось оторваться от нее и заняться платьем. Оно медленно ползло вверх, открывая бедра, затянутые в черные продранные на вечеринке колготки, живот, сбоку которого остался след шва от узкого платья, и короткую плотную майку. Когда она вынырнула из платья, ее взгляд тревожно скользнул по собственной груди и на мгновение задержался на подмышке, где образовалась небольшая припухлость.

– Больно здесь?

– Нет, нормально. Ну вот такое теперь у меня белье. Нравится?

– Подожди, но… – Я уставился на ее эластичный топ. – Почему это выглядит так, будто обе груди целы?

– С одной стороны имплант, он вставляется прямо в лифчик. Здесь есть специальный карман. Но если все это снять, то…

Повисло вопросительное молчание. Дерево за окном скрипуче возило ветками по стеклу.

– Ты нам покажешь? – спросил Петя.

– Я бы не хотела.

– Но, Ясна, это же мы. Разве мы не должны увидеть?

– Тогда вы не притронетесь ко мне. – Она вдруг всхлипнула. – Это жуткое зрелище.

– Все уже зажило, ты сама говорила. – Я погладил ее по спине. Мне хотелось и посмотреть наконец, и вернуться побыстрее к нашей игре. – Рано или поздно мы все равно увидим.

Она приспустила лямку со здорового плеча и обнажила одну грудь. Затем повторила это с другой лямкой. Белье со вставленным имплантом сползло вниз.

Я медленно закрыл глаза.

Давай-давай, не пались, дыши ровно. Все нормально. А ты что ожидал там увидеть? Правда думал после этого продолжить начатое?

Я справился с собой только когда почувствовал движение со стороны, где сидел Воронцов. Из-под ресниц медленно перевел на него взгляд. Его ссутулившаяся фигура была скрыта руками, которые он держал перед лицом. Плечи его несколько раз дрогнули, потом он наклонился вперед и прижался лицом к Ясниному животу. Он плакал.

Глава двадцать первая

До декабря дотянули бодрее. Воронцов по выходным работал в книжном, мы ждали его в кофейне за соседней дверью, потом бродили по заснеженным улицам, обсуждали министра культуры, праздники, «Южный парк», курс евро и книги Паолы Волковой. Как-то после универа забрели на рождественскую ярмарку и увидели армию пузатых елок, которых привезли сюда из Канады.

– Такую хочет мама, – сказал я, ища ценник.

Выбранная стоила восемь тысяч, Воронцов едва не поседел от ужаса, когда мама ответила «покупай» на мое сообщение с прикрепленной фоткой.

– Восемь косарей за елку? – Он хлопал себя ладонью по лицу, словно пытаясь оставить след от руки.

– Вряд ли смогу такое себе позволить сам в ближайшем будущем, – откликнулся я, заполняя заявку и передавая ее в руки ухоженной продавщице. – Так что надо наслаждаться, пока есть возможность.

Мы прошлись вдоль рядов, сфотографировались у пустого трона, на котором косо висела картонная табличка: «Дед Мороз ушел кормить оленей». Копались в ящиках с советскими елочными игрушками, покупали глинтвейн. Воронцов примерял на Ясну белые заячьи уши.

– Нельзя быть таким занудой и жалеть денег на елку! – недовольно говорила она, покачивая ушами. – Ты ведешь себя как старый нытик!

– Это же бред какой-то – ползарплаты на елку!

– Это у тебя ползарплаты. А у его родителей – нет. И тебе надо стремиться зарабатывать много.

– С какой стати? – От злости он тут же пошел красными пятнами. – Общество потребления…