Наша Светлость

   Свои ж потом и рассказали. Не про Марийку, конечно, кто там знал, как ее зовут. Баба и баба... много таких, неприкаянных в мире, никто убытку и не заметит. Нет, не то, чтобы Плешка так уж душою к шестнадцатилетней шлюшке, по соседству обретавшейся, прикипел, что жизни без нее не мыслил, скорее уж злость брала на дуру, которой вздумалось с судьбой в кости играть.

   И на тех, умных, подсказавших выход.

   Вот бывает же, что есть человек, а потом раз вдруг и нету...

   Неправильные это мысли. И Плешка старательно гнал их, заставляя себя гордиться проделанной работой. А что, оттиски вышли хорошие. Текст аккуратненький, буковка к буковке. Краска легла ровно, даром, что такой трактаты печатать, а не пасквили...

   - Молодец, - сказал тот самый наемник, который и принес заказ. Он отзывался на кличку Шрам, хотя шрамов на лице или руках не имел.

   Нехороший человек. Мутный. Говорит много, да два слово через одно - вранье, какого поискать. И ведь складно выходит... герой войны... еще той, прошлой, о которой в Городе вспоминать не принято было. Послушать его, так кровь за лордов лил, едва всю не вылил, когда другие - тут Шрам поглядывал на Плешку хитровато, с намеком - в городских стенах отсиживались. А теперь, стало быть, не нужный стал. На обочине жизни... выражался Шрам по благородному, красиво.

   Только Плешка к его-то годам меж людей потерся, наловчился за лицами хари видеть. Если Шрам за что и воевал, то за собственную выгоду. Небось, куражился по лесам, пока яйца на прищемило, потом в наемнички подался, да только и там ныне прежней вольницы нету. Вот ему и тесно...

   - Деньги? - с такими, как этот Плешка предпочитал говорить о деле и только о деле.

   Почудилось - ударит. Но нет, на стол плюхнулся кошель.

   - Сегодня заберем.

   - И куда?

   - А тебе-то что за дело?

   - Ну... - любопытство в подобных делах и вправду проявлять не пристало, Плешке почудилось вдруг, что знает Шрам. И про Старого Лорда, и про собственные Плешкины надежды раз и навсегда развязаться с этакой жизнью, и про страх, от которого кости ломит не хуже, чем на дыбе. - Если тебя повяжут, то моей голове на плахе быть.

   Он надеялся, что причина покажется достаточно веской.

   - Ничего. Тебе за риск платят.

   Не поверили...

   - Людям раздадим... людям надо просвещаться, - Шрам захохотал и, вытащив из-за пазухи свиток, кинул на стол. - Вот тебе. Надо сделать двадцать тысяч... для начала.

   Плешка развернул свиток.

   - Читай-читай. Думай. Смотри. Лучше с нами быть, чем с этими...

   Нет, конечно, Шрам сказал это просто так, без двойного умысла, иначе бы не золотом - сталью рассчитались за услугу. И Плешка вернулся к свитку, озаглавленному "Слово о правах и свободах человека".

   ...Люди рождаются свободными и равными в правах...

   Это не походило на все то, что он печатал прежде.

   ...Народ является источником любой власти. И никто не вправе требовать себе власти над самим народом...

   - Нравится? - поинтересовался Шрам.

   Нет. Слишком опасно, потому как этим словам легко поверить, но Плешка опасался и думать о том, к чему приведет подобная вера.

   ...Закон есть выражение воли народа и каждый имеет право участвовать в его создании. Закон един для всех и все люди, вне зависимости от сословия или достатка, равны перед ним.

   - Сколько времени тебе понадобится?

   - Много. Двадцать тысяч - это... Надо шрифты чинить и... оттиски тоже... машины вот... они могут целый день, но надо... - Плешка понял, что ему не уйти от ответа. Сказал первое, что в голову пришло. - Месяц...

   - Ну... месяц нас вполне устроит, - Шрам поднял руки. - Работай, мастер. И будет тебе счастье.

   ... рожденные равными, люди занимают посты и публичные должности сообразно собственным добродетелям и способностям. Всякий же, кто выступает против воли народа, является его врагом. И только уничтожив врага, народ обретет истинную свободу...

   Тем же вечером Плешка выйдет из полузаброшеного рыбацкого домика, где человек случайный, не знающий о глубоких подвалах, не найдет ничего, помимо паутины и крыс. Он направится в столь же неприметный бордель и передаст копию свитка мальчишке вместе с запиской.

   Ответ придет под утро: Плешке надлежит продолжить работу.

   Синие плащи будут готовы принять и груз, и тех, кто за ним явится.

   Вот только опоздают.

   Тому, кто говорил о свободе, хватит и половины от заказа.

   Аль-Хайрам ушел, сказав напоследок:

   - Смотри, ревностью и ее, и себя обжечь недолго.

   - Я не...

   Ложь. И Аль-Хайрам отвечает смехом. Ашшарцы вообще готовы смеяться по любому поводу, и раньше эта их привычка казалась Урфину забавной, как и многие другие.

   Встреча с самого начала была ошибкой. С первого взгляда, который Аль-Хайрам на девочку бросил. Оценивающего. Внимательного. Такого, который отметил и волосы, убранные под сетку, и тонкую шею с голубоватой нитью вены. Крохотное приоткрытое ушко и нежный изгиб плеча. Тень под ключицей. И мягкий абрис груди. Ткань платья показалась вдруг вызывающе тонкой. А еще вырез... неосторожное движение, и платье опустится чуть ниже, приоткрывая белое плечико.

   Аль-Хайрам не отказывал себе в удовольствии смотреть.