Наша тайна

— У меня был сложный период, Ханна. Один из тех, когда хочешь закинуться таблетками и находишься в состоянии безумия. Многим здешним пациентам намного хуже, чем мне. Я слышу, как они рыдают и кричат в своих палатах. Я не хочу становиться таким, но порой нахожусь в нескольких шагах от этого.

Отец опустил взгляд и поправил футболку. Я мельком посмотрела на Джуда, который сидел с крайне заинтересованным видом, чуть подавшись вперед и упершись руками в колени.

— Твой День Рождения как раз пришелся на такой период. Я хотел быть дома, с тобой и мамой, и бесился из-за того, что застрял здесь в твой праздник. Я ненавидел себя за все, что сделал с нами. А когда новость об этом просочилась в газеты, я вновь почувствовал себя неудачником. Я не хотел, чтобы все так закончилось.

Мне хотелось спросить, что вообще подвигло его принять таблетки в первый раз, но не была уверена, что готова к ответу.

Джуд деликатно кашлянул.

— Пойду, раздобуду себе чего-нибудь выпить, — сказал он. — Ханна, Мистер Коэн, вам что-нибудь принести?

Я покачала головой, и Джуд покинул палату, закрыв за собой дверь.

Я закусила губу. Отец заерзал на месте.

— Как лето проходит? — поинтересовался он, спустя минуту. — Тебе нравится в Эшвилле?

Я кивнула.

— Очень. Завела много новых друзей.

— Вижу, — произнес папа и, наклонившись ко мне, шепнул: — Ты же знаешь, что маме он не понравится?

По моей шее тут же пополз жар.

— Джуд просто мой друг.

— Просто друг, который везет тебя пять часов, чтобы ты повидалась с отцом в реабилитационном центре?

— Он хороший парень, — ответила я. — Он всегда был добр ко мне и не заставлял меня чувствовать неловкость из-за того, что ты здесь.

Последние слова прозвучали довольно горько. Прежде, чем встретиться взглядом с папой, я сморгнула слезы.

Папа протяжно выдохнул.

— Мне очень жаль, Ханна. Я облажался.

Я жестко и громко захохотала.

— Хватит валять дурака. Ты чуть не умер, папа! Ты хоть представляешь, как я испугалась? Знаешь, каково это видеть собственного отца, лежащим на полу в полной отключке?

Возросшая громкость моего голоса заставила папу поморщиться.

— У меня были проблемы, и я нуждался в помощи.

— Ты разрушил нашу семью! — закричала я. До этого я никогда не позволяла себе кричать на отца. Но, боже, с каким наслаждением я выкрикивала обвинения, которые держала в себе все эти месяцы. — Ты вынудил меня лгать моим друзьям. Даже мама говорит обо всем этом так, словно ты на отдыхе. Знаешь, как унизительно слышать из каждого утюга о том, что твой отец находится в реабилитационном центре?

Папины глаза увлажнились.

— Ты права, и мне никогда не удастся искупить свою вину перед тобой. Все, что я могу сделать, это сказать, как сильно я сожалею о произошедшем.

Я вспыхнула от ярости и резко плюхнулась на постель рядом с отцом, чувствуя ком в горле.

— Этим летом я хотела забыть обо всем и не быть собой. Хотела хоть ненадолго стать другой, но все равно не могла перестать думать о вас с мамой.

Папа погладил меня по спине.

— Ты имеешь право веселиться и просто быть подростком.

Я вскинула брови. Раньше он никогда не говорил мне таких слов.

Он засмеялся.

— Не надо смотреть на меня с таким удивлением. Пребывание здесь показало мне, что в жизни не всегда нужно стремиться к первенству и превосходству во всем. Все эти годы я был так сосредоточен на процветании банка. Вся моя жизнь сводилась к желанию быть на высоте. Я забывал об отдыхе и развлечениях. И я не хочу, чтобы то же самое случилось с тобой. — Он убрал прядь волос с моего лица. — Я вижу в тебе так много от себя, Ханна. И переживаю, что ты так сильно на себя давишь. Что мы так сильно давим на тебя. Я хочу, чтобы ты была семнадцатилетней девочкой. И да, я по-прежнему хочу, чтобы ты стремилась к лучшему и делала все, что хочешь, но лишь при условии, что сама будешь получать от этого удовольствие.

Вот оно. Либо сейчас, либо никогда!

— Я не хочу поступать в Йель, — выпалила я.

Папа непонимающе моргнул.

— Я думал, ты всегда этого хотела.

— Нет, — медленно произнесла я. — Это вы с мамой постоянно твердили, что я должна поступить в Йель, а я просто мирилась с этим.

Папа положил лодыжку на колено и прикрыл сверху рукой.

— Хорошо. Тогда куда ты хочешь поступать?

Я набрала в грудь побольше воздуха.

— Я хотела бы рассмотреть гуманитарные колледжи. Те, где нет такого сильного давления.

Папа расхохотался.

— Гуманитарные науки! Твоя мама будет в восторге.

Я тоже засмеялась.

— Я надеялась, что ты сам сообщишь ей об этом.

Папа подался вперед и притянул меня к себе.

— Хорошо. Я найду способ сообщить ей об этом как можно мягче, — вздохнул он. — А то она уже должно быть купила наклейку на бампер с надписью: «Моя дочка учится в Йеле».

— Тогда, наверное, стоит подарить ей новую? — сказала я с усмешкой.

Папа поцеловал меня в макушку, и я с улыбкой плотнее прижалась к нему.

— А теперь, — продолжил папа, — расскажи мне, как проходит твое лето. В тебе явно что-то изменилось, и мне, кажется, перемены тебе к лицу.

— Спасибо, — просияла я.

Несмотря на попытки не обращать внимание на мнение других, одобрение отца все еще имело для меня значение.

***