Я вошла в ритм самостоятельной жизни. Бывало, я забегала то днем, то вечером в «Фогхорн» — поесть и выпить пинту «Зверя». В другие дни я готовила себе макароны и омлеты сама. Я научилась срывать листочки со своего базилика в горшочке так, чтобы на том же месте вырастали новые. Мой гиацинт расцвел — он оказался голубым, как море. Несколько раз я говорила по телефону с матерью и Либби. Мне звонила Клавдия сообщить, что на следующую неделю назначена заседание редколлегии. Я хотела спросить ее про Ви, но слова застревали где-то на полпути. По вечерам, когда телефон переставал звонить, я выпивала пару пинт «Зверя», доставала гитару и начинала играть народные песни из книги Айрис или же свою версию какой-нибудь блюзовой композиции, которую знала давно. Я ничего не могла с собой поделать и играла все песни, о которых мы говорили с Роуэном. Я решила, что первая из моих еженедельных колонок будет посвящена игре на гитаре — это хобби было мне хорошо знакомо. Между песнями я проверяла телефон — не пришло ли сообщение, которое я могла не расслышать из-за музыки, но каждый раз обнаруживалось, что никто мне ничего не присылал, даже Либби. Дошло до того, что в какой-то момент я вышла в интернет и разобралась, как послать сообщение самой себе, чтобы узнать, все ли в порядке с телефоном. С телефоном было все в порядке. Я получила свое сообщение, в нем было написано «Ты идиотка».
А еще я довязала тапочки и обнаружила, что это довольно просто — постирать связанные детали и расстелить на кухонном столе, чтобы придать им нужную форму. Но вот про сшивание деталей в готовую вещь Либби говорила сущую правду: это было скучно и тяжело одновременно — редкое сочетание ощущений, сравнимое разве что с ситуацией, когда тебе вручили бесценную антикварную вещь и велели стоять на одном месте пять часов подряд, не выпуская ее из рук. Во время последней поездки в Тотнес я купила себе органическую некрашеную шерсть и набор из четырех бамбуковых спиц, заостренных с обоих концов, а заодно симпатичный мешочек на молнии, в котором можно было носить вязание с собой. Спицы выглядели странно, они напоминали гигантские зубочистки. Я решила воспользоваться схемой вязания из книги Айрис Гласс и написать об этом в своей второй колонке и подумала, что начинать надо уже сейчас, раз Либби говорит, что вязать носки — это так сложно.
Чтобы связать носок, нужно набрать некоторое количество петель на одну из четырех спиц, заостренных с обеих сторон, и распределить их между этой спицей и еще двумя так, чтобы в итоге получилось нечто похожее на вигвам или треугольник и ни одна из петель не была перекручена. Я слабо представляла себе, что это значит, но все остальные инструкции Айрис становились мне понятны, как только я начинала их выполнять. И вот однажды вечером, когда солнце уже село, а огонь еще потрескивал в камине, я принесла от Эндрю несколько бутылок «Зверя» и уселась разбираться с носком. Я уже связала себе образец, который сняла со спиц и теперь использовала его как подставку под пивную бутылку. Из моей пряжи выходило по шесть петель на дюйм, и я подсчитала с помощью таблицы Айрис, что для «среднего взрослого» носка нужно набрать пятьдесят две и распределить их между спицами так, чтобы на первой и последней получилось по семнадцать петель, а на центральной — восемнадцать. У меня довольно долго ничего не получалось. Я понятия не имела, какая из спиц будет «первой», а какая — «последней», пока не попробовала все это проделать. Я запуталась в спицах, прочитала, что хвостик пряжи должен свисать между первой и последней, как крысиный хвост, и начала все заново.
Чтобы связать трубу, которой носок и является, пока не дойдешь до пятки и не свернешь в направлении мыска, нужно просто провязывать подряд все петли с каждой спицы, на которых есть пряжа, используя свободную спицу. Очень похоже на жонглирование, которому я тоже научилась по одной книге много лет назад. В жонглировании главное помнить, что мяч подбрасывается той рукой, в которую сразу же должен упасть другой мяч. С носками все примерно так же. К полуночи у меня уже выработался некий ритм, и я связала семь рядов «резинкой два на два». Затем я перешла на обыкновенную платочную вязку и продолжила вывязывать свою носочную трубу. И она действительно была похожа на начало носка! Я просто не могла в это поверить. В ту ночь, ложась спать, я не положила телефон рядом с собой на подушку. А утром даже не смогла вспомнить, где его оставила. Роуэн мог бы слать мне сообщения всю ночь напролет, и я бы об этом ничего не узнала.
Когда телефон наконец нашелся, я набрала Либби.
— Ты ни за что и никогда не угадаешь, что я сейчас делаю! — заявила я.
— Трахаешься с дядей Боба?
— Либби!
— Извини.
— Ну сколько можно!
— Ладно, ладно, больше не буду.
— В общем, давай отгадывай заново.