Наша внутренняя обезьяна. Двойственная природа человека

Решающее значение здесь имеют личные эмоции. В сочетании с пониманием того, как наше поведение сказывается на других, они формируют нравственные принципы. Это подход «снизу вверх»: от эмоций – к чувству справедливости. Он полностью противоположен представлению, что справедливость – это идея, предложенная мудрецами (отцами-основателями, революционерами, философами) после целой жизни размышлений о том, что плохо, а что хорошо, и о нашем месте во Вселенной. Подход «сверху вниз» (поиск объяснения того, как что-либо возникло, на основании конечного результата) почти всегда ошибочен. Его сторонники задаются вопросами, почему мы единственные, у кого есть справедливость, правосудие, политика, мораль и так далее, когда в действительности вопрос стоит совершенно иначе: из каких элементов все это строится? Каковы базовые составляющие, необходимые для возникновения справедливости, правосудия, политики, морали и так далее? Каким образом более сложное явление возникает из более простых? Как только начинаешь задумываться над этим вопросом, становится очевидным, что многие из таких элементов у нас общие с другими видами живых существ. Ничто из того, что мы делаем, не является полностью уникальным.

Главный вопрос человеческой морали – как мы перешли от межличностных взаимодействий к системе, направленной на общее благо. Я уверен, причина здесь не в том, что общественное благо стоит для нас на первом месте. Основной интерес для каждого индивидуума представляет отнюдь не группа, а он сам и его ближайшие родственники. Но с ростом социальной интеграции на поверхность выходят общие интересы, и таким образом сообщество в целом становится объектом внимания и заботы. Мы можем видеть зачатки этого процесса, когда в группе человекообразных обезьян одни особи улаживают отношения между другими. Они выступают посредниками в примирениях (сводят стороны вместе после ссоры) и прекращают драки, действуя беспристрастно ради установления мира в группе. Все это происходит потому, что каждый заинтересован в атмосфере сотрудничества.

Чрезвычайно интересно видеть, как работает это чувство общности: например, в том случае, когда негодующие вопли всей группы шимпанзе не дали Джимо продолжать преследовать младшего самца. Он тогда словно наткнулся на стену всеобщего недовольства. Другое происшествие в той же группе до сих пор свежо в моей памяти. Оно связано с Пиони, пожилой самкой. После смерти альфа-самки колонии мы около года не могли понять, кто из самок здесь теперь главная. Обычно это место занимает одна из самых старших самок, так что мы ставили на трех из них в возрасте 30–35 лет. В отличие от самцов, самки редко открыто демонстрируют соперничество за верхнее место в иерархии.

Однажды я наблюдал из своего кабинета за небольшой ссорой между несколькими молодыми самками; постепенно в нее вовлекались взрослые самцы, и в итоге все стало выглядеть очень серьезно. Шимпанзе кричали так громко, а самцы двигались так быстро, что я был уверен: в конце концов дело дойдет до крови. Но внезапно весь шум и гам прекратился, самцы уселись, тяжело дыша, а вокруг них собрались несколько самок. Атмосфера оставалась невероятно напряженной, и было ясно, что конфликт пока не улажен. Обезьяны просто устроили перерыв. Именно в этот момент я увидел, кто стал альфа-самкой. Пиони поднялась с покрышки, на которой отдыхала, и буквально все взоры обратились к ней. Подошли несколько младших обезьян, старшие тихонько закряхтели, как они это делают, чтобы предупредить других, пока Пиони медленно и решительно направлялась в центр собравшейся группы, а все остальные, застыв на месте, пристально следили за ней. Это выглядело так, будто королева вышла пообщаться с простым людом. Все, что дальше сделала Пиони, – это принялась вычесывать одного из двух самцов, и вскоре другие последовали ее примеру, начав вычесывать друг друга. Второй самец вскоре также присоединился к группе занимающихся грумингом. Спокойствие было восстановлено. Создалось такое впечатление, что никто не осмеливался затеять ссору снова после того, как Пиони так мягко положила ей конец.

Пиони, которую мы между собой называем «груминг-машиной», потому что она проводит огромное количество времени, вычесывая всех и каждого, решает все проблемы благодаря своей доброте, спокойствию и умению утешить, и, возможно, поэтому я и не замечал, что именно она стала теперь альфой. Впоследствии я видел и другие инциденты, однозначно подтверждавшие ее главенствующее положение, очень похожее на положение Мамы в арнемской колонии, только без железного кулака. Именно в такие моменты мы осознаем, что группа шимпанзе – это настоящее сообщество, а не кучка особей, просто проводящих вместе время.