Наша война

Воспользовавшись суматохой, мой товарищ сбежал, и жандармы решили, что он отправился предупредить моих братьев. Так оно и оказалось. Тогда они сообщили о случившемся командиру роты капитану Хосе Бланко Ново в Сантьяго и попросили у него подкрепления. Во второй половине дня в таверне появился сам капитан с пятью жандармами. Он приказал всем покинуть зал и, когда мы остались одни, сказал, что сюда направляются мои братья и друзья и я буду нести ответственность за трагедию, которая может произойти. После этого я позволил увести себя. Спустя несколько минут мы выехали в Сантьяго, где меня заключили в тюрьму.

На следующий день в тюрьме появился пехотный майор Карнеро, назначенный для ведения следствия. Его сопровождал в качестве секретаря сержант Ривас. Первые же слова майора удивили меня. Он стал ругать жандармерию и вел допрос в благоприятном для меня направлении. В конце он сказал, что понимает мое стремление как можно скорее выйти на свободу и поэтому на следующий же день пришлет мне на подпись прошение на имя военного судьи, которое затем направит ему вместе с делом. Спустя восемнадцать дней я был отпущен на поруки. Что касается капитана жандармерии Бланко Ново, то в 1947 году, будучи уже подполковником, он зверски убил нашего товарища — Касто Гарсиа Росаса, руководителя коммунистов и партизан в Астурии.

9 ноября того же 1929 года на местной ярмарке появились пять жандармов. Один из них подошел ко мне и грубо схватил за лацкан пиджака. Ударом кулака я повалил жандарма на землю, затем поставил на ноги и, сорвав с него ремни, отхлестал по лицу. Вмешались другие жандармы. Тут же были и два моих брата с товарищами. Это обстоятельство охладило жандармов, в глубине души радовавшихся уроку, который я дал их приятелю-провокатору. Этим дело и ограничилось.

Жандарма звали «Эл Каталан» (каталонец). Он был незаконнорожденным сыном Риверо де Агилар, в доме которого его мать работала прислугой. В 1936 году один из Риверо де Агилар выступал в качестве прокурора на военном суде, приговорившем моего брата Фаустино к смертной казни. В годы диктатуры Франко он стал миллионером.

Однако я основательно забежал вперед, поэтому возвращаюсь к своему повествованию.

1925 и 1926 годы я провел в Галисии, пытаясь возродить деятельность профсоюза разных ремесел в Тэо — Амесе и округе, запрещенного в 1923 году. Задача была трудной. Последние легальные лидеры профсоюза оставили все печати у себя. Несмотря на это, мы создали несколько групп, установили необходимые контакты, организовали ряд выступлений и актов солидарности.

После очередного столкновения с жандармерией, опасаясь ареста, я в начале 1927 года вновь уехал на Кубу. Устроившись на строительство гаванского Капитолия, я тотчас же установил контакт с профсоюзом через одного из его руководителей, также работавшего на стройке. Он приехал на Кубу с Канарских островов. После нескольких недель знакомства он начал рассказывать мне о Советском Союзе, о социализме и предложил вступить в группу друзей СССР. Я согласился и таким образом встал в ряды коммунистов. Это было время свирепой диктатуры Мачадо. В середине 1927 года арестовали одного из членов нашей группы, и я был вынужден оставить работу. Спустя несколько дней товарищи посадили меня на пароход, шедший в Испанию с остановкой в Нью-Йорке. Там я должен был выйти. Мне дали адрес, сказав, что сообщат о моем приезде.

Пароход стоял в нью-йоркском порту два дня, однако я не смог незаметно покинуть корабль, и мне пришлось плыть в Испанию.

Сойдя на берег в Ла Коруньи, я связался со своей семьей. Но спустя несколько дней был задержан. В тюрьме меня продержали год. В 1928 году, выйдя на свободу, я вновь занялся профсоюзной работой. Однако вскоре опять был арестован. Выпустили меня в мае 1929 года, но после очередного столкновения с жандармерией я вновь угодил в тюрьму. В начале 1930 года через несколько недель после освобождения я снова был арестован и пробыл в заключении до 4 мая 1931 года, то есть до момента провозглашения Республики.

В тюрьме я вступил в Коммунистическую партию Испании, а выйдя на свободу, оформил это официально, получив билет в организации Сантьяго. Когда я прибыл в свой район, профсоюз уже действовал; прежние лидеры вернулись на свои места, словно ничего не произошло. Пользуясь одним из пунктов устава, мы, примерно сто членов профсоюза, потребовали провести общую чрезвычайную конференцию. В результате старое руководство было смещено. Новый руководящий состав избрал меня председателем.

Профсоюз начал борьбу. Его влияние росло. Он вступил в профсоюзный альянс в Сан-Себастьяне. В январе 1932 года провел забастовку, длившуюся одиннадцать дней и закончившуюся победой трудящихся. В феврале в помещении профсоюза состоялась областная конференция Коммунистической партии, на которой меня избрали делегатом на IV съезд партии. Съезд должен был проходить в Севилье. Однако присутствовать на нем я не смог, так как подвергался преследованиям.