Наша война

Первоначально конференцию намечалось созвать в Виго, где находился областной комитет партии, но губернатор запретил проводить ее. Мы попытались сделать это в каком-либо другом большом городе, но ни один из губернаторов не дал разрешения. Тогда мы решили созвать конференцию в Сантьяго де Компостела. По мере того как прибывали делегаты, их направляли в Кало, расположенный в семи километрах от Сантьяго, где профсоюз имел свое помещение. На конференции от руководства Компартии присутствовал член Политбюро Хуан Астигаррабиа.

Губернатор не осмелился послать туда жандармов и даже не решился запретить завершившего конференцию митинга.

Район превратился в крепость Коммунистической партии. Мы взяли в свои руки не только руководство профсоюзом. Партийная организация, насчитывавшая более шестидесяти членов, пользовалась большим влиянием и среди крестьян. Хозяева и касики, возглавляемые губернатором, вознамерились расколоть профсоюз. Они задумали создать профсоюзные организации в каждом муниципалитете и даже в каждом приходе. На одно из собраний хозяев и касиков, проходившее 12 марта 1932 года в доме касика в Амесе, пришла делегация профсоюза. Нас встретили выстрелами, я ответил тем же. Из трех товарищей, пришедших на собрание, только я имел при себе пистолет. Один из присутствовавших был убит, пятеро ранено. В погоню за мной бросили дюжину жандармов, которым был дан приказ не брать меня живым. Задержали Отэро и моего брата Фаустино. Спустя год они вышли из тюрьмы. Их освободили после суда, ибо все знали, что стрелял я.

Партия направила меня в Мадрид, а спустя два месяца в Париж, где я пробыл июль и август, а в сентябре уехал в Берлин. Пробыв там пятнадцать дней, я выехал в Советский Союз и прожил там три года: с сентября 1932-го по сентябрь 1935-го, а затем вновь возвратился в Мадрид.

Три года, проведенные в Москве, были равномерно распределены между учебой в Ленинской школе, работой бурильщиком на строительстве первой очереди метро и учебой в военной школе.

В октябре и ноябре 1932 года я принимал участие в дискуссии в Исполкоме Коммунистического Интернационала, посвященной обсуждению линии нашей партии. Дискуссия закончилась исключением из КПИ сектантской группы в руководстве партии. Тем самым был открыт путь к превращению партии в массовую организацию. Дискуссия произвела на меня большое впечатление.

Впервые о положении в руководстве КПИ я узнал в Берлине, в доме Фелипе Фернандеса Арместо — моего односельчанина, друга и товарища по партии в ту пору. Ныне под именем Аугусто Дассия он пишет антикоммунистические пасквили во франкистской прессе. У Арместо я встретился с тогдашним секретарем партии Бульехосом и членами Политбюро Адаме и Бега, которые останавливались у него проездом в Москву. Вначале меня удивило, что они говорили при нас о серьезном положении в руководстве партии, о разногласиях с Коммунистическим Интернационалом, но вскоре я понял, что Арместо в курсе всех дел. Он был связным между ними и Трилья — представителем испанской компартии в Коммунистическом Интернационале в тот период.

За три года пребывания в Советском Союзе я прошел замечательную школу. Особенно памятен год, который я провел на строительстве метро, работая и живя вместе с советскими рабочими и ежедневно являясь свидетелем их огромного героизма и беззаветного личного и коллективного самопожертвования.

Поехать в Советский Союз, жить и работать с советскими людьми давно было моим горячим желанием. Наконец это желание осуществилось.

В течение года учебы в Ленинской школе я поддерживал контакты с советскими людьми, но эти контакты, учитывая специфику школы, носили ограниченный и в основном организованный характер: посещение заводов, колхозов и т. п.

Когда же я стал работать на строительстве метро, то почувствовал себя таким же гражданином, как остальные, моя жизнь ничем не отличалась от их жизни. В первый же месяц я завоевал звание ударника, выполнив норму на 132 процента. Ниже этой нормы я никогда не давал, а в последующие месяцы даже превысил ее.

Бригада, в которой я работал, состояла примерно из 25 молодых рабочих — 15 юношей и 10 девушек, все моложе двадцати лет. Наш девятнадцатилетний бригадир в прошлом был металлургом.

Товарищи встретили меня сердечно, и за год, проведенный с ними, я много раз имел возможность убедиться в их дружбе и добром отношении. Меня сразу же окрестили «дедушкой», мне было тогда 24 года.

Работа была трудной. Мы строили первую линию метро, техника была еще примитивной. Правда, с такого рода работой я был знаком, так как в 1928–1930 годах в промежутках между пребыванием в тюрьме работал бурильщиком на строительстве туннелей при прокладке дороги из Сантьяго в Ла Корунью.