Наша восемнадцатая осень

– Розумию, – отвечает Цыбенко и, подумав немного, спрашивает:- Верно говорят, что у германцев здесь наступают СС?

– Не говорят, а известно точно, – хмурится старший, – Из района Нижнего Курпа двигаются части первой танковой армии генерала Клейста и моторизованной дивизии СС "Викинг", Вчера они захватили Урухский, Таково положение, сержант, К вечеру мы должны закончить все земляные работы и создать здесь линию обороны.

Он еще раз цепко оглядывает нас и вдруг резко поворачивается к Цыбенко;

– А где ваше оружие, черт возьми?

– Тамочко, на машине, – кивком показывает сержант, – А ну, хлопцы, давайте за карабинами! Швыдче!

Винтовки, гранаты, пулеметы были погружены на замыкающий, четвертый ЗИС по распоряжению самого Цыбенко. Он боялся, что в тряске мы можем случайно покалечить друг друга. Теперь мы разбираем их, находя в кузове по номерам и меткам, Подсумки и перевязи у всех намечены чернильным карандашом, а некоторые ребята, несмотря на строжайший запрет, даже ухитрились вырезать свои инициалы на прикладах карабинов.

– Опрометчиво поступили, сержант! А еще фронтовик! – выговаривает старший нашему сержанту, – А если бы машина застряла? Представляете ситуацию – взвод без оружия!

– Га! Та мы бы ее из любой ситуации вытягнули! – отвечает Цыбенко.

Нас распределили по линии длиной в километр. Линия начиналась на плоском берегу Терека и тянулась через кусты облепихи и терновника почти до самой дороги. За нашими спинами на горизонте маячили тополя Эльхотова. Левее, за Тереком, километрах в трех, млела под солнцем Змейская. Было необыкновенно ясно и тихо кругом. В густой синеве неба висело несколько пухлых облаков. Тени от них серыми пятнами лежали на склонах гор. Сочно и пышно зеленела долина. Казалось, не конец сентября стоял на дворе, а плыл над горами жаркий июль.

Старший лейтенант, прикидывая и рассчитывая что-то, развернул нас в цепь, У каждого индивидуальная задача; вырыть ячейку для стрельбы с колена. На тактике мы уже копали такие.

Меня и Васю Строганова поставили на пулеметное гнездо. Это такая же стрелковая ячейка с земляным валиком-бруствером впереди для защиты от пуль, только для двух человек,

Цыбенко сам наметил контуры гнезда, прокопав канавки,

– А теперь, хлопцы, давайте! – подбодрил он нас и, взглянув для чего-то на небо, добавил; – Через два часа гнездо должно буть.

Верхний слой чернозема на штык лопаты мы сняли быстро, минут за десять. Под черноземом пошел песок с галькой. Галька становилась все крупнее и наконец превратилась в здоровенные булыжники, прямо-таки вцементированные в почву. Мы раскачивали их ломами, обкапывали со всех сторон и, ссаживая пальцы, с трудом выдирали из земли. Через час мы все еще копошились на полуметровой глубине.

Мы сбросили ремни, заправили гимнастерки в брюки и засучили рукава, но от этого не стало легче. Мы обливались потом.

Через две ячейки слева от нас работал сержант. Он копал не торопясь, размеренными, какими-то даже ленивыми на вид движениями, но сделать успел больше всех. Он почти по пояс вошел в жесткую землю,

– Руки отламываются, – сказал вдруг Вася и бросил лом на кучу щебенки, – Давай передохнем.

Мы присели на край гнезда.

Ладони мои горели, будто обваренные. Кисти рук опухли от напряжения. У оснований пальцев наметились хорошие волдыри.

– Попить бы. Может быть, в будке что-нибудь есть?

Сейчас я пожалел, что не захватил из казармы фляжку. Она так и осталась там, в рюкзаке, под топчаном.

– Лучше не пить, когда так работаешь, – сказал Вася, – Быстро ослабнешь. Я знаю. Потерпи, скоро пройдет. А вот пожевать чего-нибудь не мешало бы.

Да, пожевать не мешало бы, это верно.

За месяц армейской жизни мы почему-то никогда не наедались досыта, хотя в гарнизонной столовой кормили совсем неплохо. Утром мы получали миску овсяной или гречневой каши с маслом и полулитровую кружку кофе или крепко заваренного чая. На обед полагалась такая же миска мясного борща или супа с крупой и картошкой и пшенная каша с луковой подливой. Вечером снова каша, но теперь уже рисовая или манная, масло и чай. Хлеб – семьсот граммов на брата. Честное слово, дома никогда бы столько не съел, Но здесь не хватало. Через полтора-два часа после завтрака или обеда в желудке снова начинало попискивать и мысли поминутно возвращались к жратве. И не понять было, что влияет на аппетит – непрерывные занятия на свежем воздухе или физическая нагрузка, которой нас не обижали, "Здоровый человек должен быть всегда в меру голоден", – вспомнил я вдруг изречение Джека Лондона и усмехнулся.

– Дождь собирается, – сказал Вася, прислушиваясь.

Действительно, со стороны Терского хребта время от времени погромыхивало. Над зелеными вершинами повисла сизая мгла.

К нам подошел Цыбенко, осмотрел ячейку.

– Ще на штык, и достаточно,

– До грозы успеем, товарищ сержант.

Цыбенко вскинул голову.

– До який грозы?

– А вы разве не слышите? Там уже грохочет, – кивнул Вася в сторону гор.

– Яка ж то, к лысому дядьке, гроза, хлопец? То артиллерия. Давайте заканчивайте.

Он еще раз внимательно осмотрел небо и направился к другим ячейкам.