Наша восемнадцатая осень

И тут все пространство впереди закрывает черно-желтая завеса, Чудовищный удар стряхивает нас, словно камешки с бруствера, на дно гнезда. Воздух останавливается в горле. Я глохну и слепну. Шквалом осыпается земля, Тяжелые комья бьют по спине, барабанят по каске, Что-то с такой силой шарахает меня в бок, что я чуть не теряю сознание от боли. Второй удар приподнимает меня над землей и отбрасывает на куст. Каска съезжает на глаза, Резкий, едкий запах бьет в ноздри. Упав на колени, я чихаю и кашляю, Я задыхаюсь от кашля и серного дыма.

Наконец толовую гарь отдувает ветром и кашель отпускает грудь, Я поправляю каску и оглядываюсь. Все звуки доходят до меня, как сквозь подушку. Кружится голова.

Кажется, снаряды угодили в ячейку сержанта или куда-то рядом. Там стоит облако дыма и пыли. Неужели Цыбенко погиб?..

Я ползу к пулемету. Под грудь попадает что-то острое, Шарю рукой и выдергиваю остряк из-под себя. Это расщепленный приклад карабина. Мельком замечаю на нем вырезанные ножом инициалы «М. У,». Чей это? Откуда он здесь? Наши целы, Они лежат на краю ячейки, полузасыпанные песком, Я отбрасываю приклад в сторону.

Танки уже далеко позади нас. Они на половине пути к Эльхотову.

Прорвались!.. Значит, прорвались все-таки!..

Все реже удары ПТО, Одно за другим умолкают ПТР. Слишком далеко пятнистые машины. Не достать…

Неужели они так и дойдут до самой станицы? Неужели их не остановят? Неужели у нас нет второго эшелона?..

Теперь они ведут огонь по окраине станицы. Всплески взрывов встают у самых тополей.

Неожиданно воздух прорезает долгий стонущий вой: «з-зиу… зиу… зиу… зиу… зиу…».

Он так дико вырывается из всех остальных звуков, что кажется: сейчас произойдет что-то самое важное и самое страшное… Голова сама собой втягивается в плечи, тело сжимается.

«Зиу… зиу… зиу… зиу…»

«Рвяк!.. Рвяк!.. Рвяк!..»

Большой участок дороги вместе с танками накрывает белое, стремительно распухающее облако, В середине его что-то часто рвется, голубовато вспыхивая, как магний. Потом начинает гореть ярко-красным огнем.

Что это за пушки, что за снаряды? Трассирующие, что ли? Они оставляют за собой светлые дымовые полосы, как ракеты, и летят не поодиночке, а целыми пачками, по три-четыре штуки сразу. Трудно понять, откуда они берутся. Они вылетают будто из-под земли.

На шоссе творится что-то невероятное. Из дымового облака, изгибая дымящиеся хвосты, летят в стороны какие-то обломки, тяжело ухает лопающийся металл, поднимаются и опадают огненные вихри. Красное пламя растекается все шире, перехлестывая через обочину дороги. Разом занимаются кусты и трава.

Из рыжего тумана выскакивает один из танков, Он разворачивается так круто, что чуть не опрокидывается в кювет, и идет назад. Вся кормовая часть его в огне. Дымится башня. Дымятся гусеницы и ствол пушки. Он пробегает по шоссе метров сто и вдруг исчезает в черном дыму взрыва. Клубящийся гриб повисает над дорогой, и до нас докатывается мощный удар.

— Есть! — кричит Вася, откидываясь от пулемета и сдвигая на затылок каску. — Четыре штуки! Видал? Вот так! Вот!

Я молчу. Я еще не могу прийти в себя от близкого взрыва и от всего виденного. В голове тошнотно звенит. Тупо ломит затылок. Хочется лечь, закрыть глаза и лежать неподвижно и долго, пока не перестанет гудеть в голове.

«Жвик-жвик-жвик-жвик!..»

Спину мою обдает земляными брызгами, больно хлещет по шее.

«Жвик-жвик-жвик!..»

Мы бросаемся на дно ячейки и замираем. Наши головы почти касаются друг друга, Я вижу широко открытые глаза Васи. В них недоумение и вопрос.

«Жвик-жвик!..»

На бруствере подскакивают земляные столбики, с визгом разлетается щебень, Ах, черт!..

Мы совсем забыли про танк, который прорвался сзади к нашей линии!

Дымные полосы трассирующих пуль свистящим веером разворачиваются над нашим кустом, срезая листья и ветки. Лязг гусениц и гул двигателя где-то совсем рядом.

Неужели он нас заметил? Наверное… наверное… Он садит прямо по кусту.

Хочется втиснуться в землю, стать плоским, невидимым, крохотным, как муравей.

«…Главное дило не пужайтесь… паники здесь не треба… танк, когда разберешься, — обыкновенная машина… Обыкновенная машина…»

Снова фыркают раздробленные листья. Пули стригут куст все ниже. Если пулеметчик еще ниже опустит прицел, то…

«Вот здесь, значит, я умру… — несется в голове. — Терек, небо, кусты… Это последнее, что я вижу… Сейчас…»

Очередь обрывается.

…Идиот! О идиот! Умирать собрался. Сопля!

— Вот гад! — говорит Вася. — Ну, подожди… — Он тянет к себе пулемет. Сошки врылись в землю, пулемет упирается, как живой. — Да помоги же, в конце концов!

ДП сваливается с бровки. Я подхватываю его за пламегаситель, и мы пристраиваем пулемет у корней куста.

«Ду-ду-ду-ду-ду…»

Теперь дымные трассы чертят воздух справа от нас, в той стороне, где все еще висит мгла над ячейками сержанта и Вити Денисова.

«Трах!.. Тах!.. Тарах!.. Тара-тах!.. Та-рах!..» — гремят выстрелы карабинов.

Слева начинают работать сразу два пулемета.

Я отвожу ветви руками, чтобы увидеть танк.