Наша жизнь с господином Гурджиевым

Иногда, в неожиданной вспышке, так отчётливо видна вся эта фальшь! И тогда человек чувствует, что у него есть право – нет, он обязан – выбросить вон всё своё прошлое, и даже потоптать его ногами, потому что оно больше ему не нужно. И тогда насколько жалкими предстанут перед ним все люди, с их мелкими идеалами, стремлениями, страданиями, страстями и прочим! Как он захочет крикнуть им, что всего этого не существует: нет такого страдания, нет такой любви, ничего из этого, всё это придумано ими самими! И ему кажется тогда, что крылья выросли за его спиной, и он, не зная почему, начинает любить всех, понимать всех, и желает сказать другим людям, объяснить им всё, что он понял и о чём думает. И в то же время, когда это вы, вы чувствуете, что не знаете, как сказать им это, чтобы они поняли. И из-за этого вы остаётесь безмолвны…

Потом что-то происходит, что-то во внешней жизни, и все эти хорошие чувства и мысли исчезают… Вы начинаете видеть только внешнюю жизнь. Вы страдаете, потому что снова начинаете всё видеть только через это тёмное стекло. Вы помните всё, что произошло несколько минут назад, и вы даже помните свои чувства и мысли, но вы ничего не можете… Что-то внутри физически грызёт ваше сердце, физически болит, как болит зуб. И нужно много часов размышлений и много уроков, чтобы вытолкнуть из себя это плохое состояние, выбросить его из себя и быть способным снова, без боли, чувствовать своё «Я»…

И здесь возникает вопрос: как сделать так, чтобы это плохое состояние больше не появлялось? Возможно, мы можем достичь точки, где никто извне не определит, что происходит у нас внутри… Но для чего служит всё это внешнее, когда внутреннее всё время страдает? Понимать, видеть, не показывать – это возможно. Но как выдернуть сам корень, чтобы больше ничего этого не повторялось?

VI Работа углубляется

Однажды утром я проходил мимо Захарова, сидящего за столом на первом этаже. Перед ним лежали листочки бумаги. Я спросил его: «Что ты делаешь?» Он ответил: «Я учусь расписываться так, чтобы никто не мог понять, кто я – на случай большевиков». Мы оба взорвались смехом.

Что было актуальным в этом вопросе, так это создание символа, который соответствовал бы нашей организации. Г-н Гурджиев дал нам задание подумать над подходящим названием для нашего общества, учитывая быстро меняющуюся политическую ситуацию. Успенский предложил: «Общество по борьбе против сна». Г-н Гурджиев рассмеялся, сказав, что это слишком очевидно. После долгой дискуссии, наконец было выбрано название «Ессентукское общежитие Международного идейно-трудового содружества».

Теперь встала проблема создания символа для входных ворот, и, по той или иной причине, г-н Гурджиев поручил нарисовать символ мне, так же как и впоследствии в Тифлисе.

У Петрова, который был превосходным каллиграфом, я узнал, как писать надписи особым стилем. Полностью русские, но с элементами древнееврейского письма. Тогда я нарисовал символ, написал наше название красным цветом и украсил его зелёными пентаграммами – я смог найти только два цвета краски.

Когда я закончил, г-н Гурджиев пришёл вместе с Петровым, посмотреть, что у меня получилось. Он сказал Петрову: «Здесь, с этой стороны, нарисуйте эннеаграмму[8]». Но он был против того, чтобы в надпись вкладывалось мистическое значение.

Мы повесили вывеску над нашими воротами. Это привело к одному удивительному результату. Один из наших знакомых пришёл позвонить. Он с ужасом увидел символ и сразу же пошёл консультироваться со «специалистом» по всякого рода тёмным мистическим обществам, пытаясь объяснить нам ужасную опасность, скрывающуюся за подобными надписями. Когда он уходил, он умолял нас бежать с ним, пока ещё было не поздно.

Я никогда не забуду, как одному интеллигентному и одарённому молодому человеку дали очень сложное внутреннее упражнение. Если же он не будет успешен в том, что требуется, «его отошлют в туркестанскую исправительную секцию Международного идейно-трудового содружества». Он сказал мне об этом, и я ответил с улыбкой, что существование исправительной секции очень сомнительно, но требуемое задание однозначно должно быть выполнено.

Однажды вечером в коридоре внизу появилось объявление, красиво написанное Петровым от руки, в котором говорилось, что образовано Международное идейно-трудовое содружество, и что г-н Гурджиев не собирается работать с кем-либо, кто не входит в это содружество.

Каждый день появлялись новые объявления: что в этом содружестве будут полноправные члены, которые будут принимать участие в Настоящей Работе; что также будут кандидаты, чьё участие в Работе будет ограничено; и будут те, кто не могут даже надеяться принимать участие в Работе, пока не станут кандидатами. Первыми полноправными членами были названы Успенский, Петров и доктор Шернвалл.