Наше неушедшее время

Все началось с телефонного звонка. Примерно через месяц после фестиваля. «Не могли бы мы с Вами встретиться? Нужно поговорить по одному важному делу». Предлагалось место – на улице. И время. Тон был не просительный, скорее приказной, хоть и вежливый. Встретились. Человек не очень запоминающейся внешности. Представился:

– Буча. (Сказал, что из «органов».)

– У нас к Вам просьба.

Оказывается там, в «органах», не уверены, что двое белых южноафриканцев покинули территорию нашей страны.

– Не помните, с какого вокзала или аэропорта они уезжали?

Эти двое вызывали подозрение: были как-то замечены в том, что ходили самостоятельно по Москве. Не с группой.

Что я мог ответить? Этих двоих я хорошо помнил. Оба приехали в Москву из Лондона. Были самыми образованными в группе, держались чуть обособленно и действительно иногда уходили вдвоем пройтись по городу.

Один из них подарил мне книгу, написанную его тестем, Эдуардом Ру: «Время длиннее, чем веревка. История борьбы черного человека за свободу в Южной Африке». Об этой книге я к тому времени уже слышал. Ее выход вызвал в Южной Африке, да и в Англии, громкий резонанс. Но в московских библиотеках ее не было. Разумеется, я бесконечно обрадовался подарку.

На фестивале мне никто не поручал слежку за иностранцами. Да я бы и не согласился. Говорилось лишь, что иностранцам, ради их же безопасности, лучше не отрываться от группы. Но когда те двое уходили, я их не удерживал.

Как они уезжали из Москвы, я не помнил. Все разъезжались порознь, разными маршрутами. Столько было неразберихи! Путаница с билетами: не на тот рейс, не на тот поезд. Кого-то приходилось провожать дважды, если не трижды. Мы все, кто работал на фестивале, устали до изнеможения. Каждый день приезжали туда, в гостиницу «Ярославская», рано утром и уезжали домой уже ночью, когда все торжества, а за ними и посиделки в гостинице, закончатся, когда все угомонятся. А жил я в общежитии «Якорь» у Белорусского вокзала. Час туда, час обратно. На сон часа четыре, от силы пять. И так три недели, от первого заезда гостей. Упомнишь ли тут всё и всех?

Я сказал, что не помню. Но он настаивал и настаивал. Наконец, я не выдержал, сказал наобум:

– Кажется, с Киевского.

Через несколько дней – новый звонок, новая встреча.

– А вот мы тут поговорили с переводчицами, они дали другую информацию.

Хотелось ответить:

– Это ж Ваша работа, что же Вы не проследили.

Понимал, правда, что им было трудно. Опыта нет: ведь такого наплыва иностранцев у нас не бывало. И все-таки – это их проблемы.

Уверен, что у «органов» какие-то сведения о них были. И наверняка знали то, чего не знал я.

Я после фестиваля никогда больше не слышал о тех двоих, но убежден – и тогда и теперь, – что ничем «таким» они здесь не занимались и сразу же уехали, как и собирались. Интерес у них к московской жизни, безусловно, был. «Органы», возможно, заподозрили, что я сознательно покрывал их.

А через несколько месяцев начались закрытые процессы над двумя группами молодых ученых: в Москве и в Ленинграде. Они хотели прочитать Ленина «по-новому», а кто-то даже выступал против ввода советских войск в Венгрию. Я к этому отношения не имел, но в обеих группах у меня были друзья и близкие знакомые.

Скажи мне, кто твой друг, и я
Скажу, за что тебя посадят[92].

Тут уж меня стали вызывать для «переговоров» не на улицы, а в гостиницы. Первый раз – в «Балчуг». И сразу: «Вам привет от Бучи». Так что получилось: на фестивале я подозрительных иностранцев покрывал, а тут – не те связи. И началось второе действие. Придешь в общежитие – комендантша шепотом:

– О Вас опять справки наводили.

В библиотеку:

– Опять Ваш формуляр проверяли: что читаете.

В это время уже лежала в типографии первая моя книга. Думал: хоть бы успела выйти, а то загребут, и никаких следов от меня не останется.

Знакомство – издали

Оглушенная ревом и топотом,
Облеченная в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка шепотом
В небесах говорят серафимы.

Николай Гумилёв[93]

Но для меня задания «сверху» не только не прекратились, а, наоборот, число их резко возросло. Дело в том, что сведения об Африке в конце 1950-х и начале 1960-х нужны были всё больше.

События в странах Африки возникали с неслыханной быстротой. Одна колония за другой становилась суверенным государством. Происходило то, что еще во времена античности сказал Плиний-старший: «Из Африки всегда приходит что-то новое».

И высокому начальству – руководству партии, правительству – нужны были сведения об этих переменах. А кроме меня, в Москве поручить было некому. И вот меня допустили до той информации, которая давалась в «Белом» (зарубежная срочная информация) и «Красном» (зарубежные статьи) ТАССе, чтобы я писал «аналитические записки» о текущих, самых последних событиях в африканских странах.