Читаем Наше послевоенное (СИ) полностью

Забегу в комнату, когда бабушка на кухне, схвачу грустную, бледную куклу Наташку со шрамом на лбу, поцелую ее раз, другой и быстренько посажу обратно.

Но чувствую свою измену перед старой куклой. Ночью бабушка храпит, я проснусь и прислушиваюсь, не плачет ли брошенная мною Наташка.

Зимой я носила козлиную серую шубку и красную вязаную шапочку капором. Меня так и дразнили - Красная шапочка.

Помню очереди за хлебом, длинные и унылые. Все в какой-то серой, некрасивой одежде, понурые. Продавщицы крикливые, до визга.

В очередях стояла бабушка. Самое страшное и очень обидное было потерять очередь. Иногда вместе с бабушкой стояла я. Тогда давали на двоих. Случалось, посылали в очередь меня, а потом приходила бабушка. Стоя в очереди одна, я волновалась, что бабушка не успеет прийти, очередь вытолкнет меня, как неплатежеспособную, и мы останемся без хлеба.

Когда маму приглашали в гости в большие компании, она ходила одна, без меня. Но иногда вечерами, когда она шла к кому-нибудь из знакомых просто так, на огонек, она брала с собой меня.

При этом мне давалась масса наставлений:

- Веди себя прилично, не болтай ногами, не вмешивайся в разговоры взрослых. Если тебе предложат конфет или печенья, возьми одну штучку и поблагодари. - И тут же вспоминалась история, как когда-то в далеком детстве (я этого не помню) мне пододвинули вазочку с конфетами и сказали:

- Угощайся, Зоинька.

И Зоинька запустила в вазочку всю пятерню и вытащила столько конфет, сколько поместилось в пригоршне. Эта фантастическая история рассказывалась много раз и превратилась прямо таки в семейную легенду.

После таких наставлений я сидела в гостях надутая и прежде чем взять конфету, спрашивала у мамы, смущая ее, можно ли взять.

Часто в гостях мне казалось уютнее, чем у нас дома. Мне нравились кружевные салфеточки на комодах, бумажные цветы в вазочках, пресловутые семь слоников. Но мама ненавидит искусственные цветы, а настоящих что-то не видно, иногда летом бывают в доме мелкие, сильно пахнущие гвоздики, которые дарят маме наши друзья Ткаченко.

Но это было в младших классах.

Чем старше я становилась, тем шире становился круг моих знакомых, и я реже ходила с мамой в гости.

После принятия в пионеры в третьем классе я - звеньевая. У меня одна красная полоска на рукаве. Я опять при должности, но чувства важности и ответственности у меня меньше. Меня не очень огорчает, что наше звено (одно из 3-х) не лучшее в классе.

Мама с бабушкой скандалят, и я обычно на стороне бабушки, которая после ссор часто плачет (крокодиловыми, по словам мамы, слезами) и мне ее жалко. В сущность ссор я не вникаю, поводом служат всякие пустяки, но потом идет перечисление всех взаимных обид, накопившихся за долгое время их совместной жизни. После ссор наступает тишина, и бабушка дуется и не разговаривает с мамой, но обеды готовит. По ночам бабушка храпит, и мама не высыпается, это тоже причина для взаимного раздражения.

Во время последней ссоры дошли до маминого детства; бабушка напомнила маме, что она каждое утро перед школой готовила и подавала ей завтрак, а мне подает завтрак она.

- Я тоже работала и одна тебя растила, а ты живешь как барыня! И не ценишь! - сердилась бабушка

- Я устала от твоих попреков - отвечала мама. - Она большая, не хочешь, не готовь ей завтрак.

Теперь каждое утро вместо бабушки меня поднимает будильник.

Я тихонько встаю, чтобы не разбудить мать, с которой мы спим на одной кровати, надеваю тапочки и иду в туалет. У нас паровое отопление, но в туалете очень холодно. Потом на кухне умываюсь холодной водой. Умываюсь как Том Сойер - только побрызгаю на себя водичкой и все.

Зажигаю электроплитку и жарю себе яичницу. Чай в термосе приготовлен с вечера.

Ем яичницу, потом хлеб с маслом и чай и бегом, а то опоздаю. Теперь я не намазываю масло на хлеб тщательно, как в детстве, когда я просила размазать масло аккуратно, так чтобы нигде не было пустого хлеба. Теперь кое-как намазала, проглотила, нацепила пальто, нахлобучила шапку, схватила портфель и, застегнувшись на бегу по лестнице, выскакиваю на улицу.

Уже заморозки, на улице чуть светает, я иду в резиновых сапогах и пробиваю лед на всех встречных лужах, разглядываю узоры на льдинах, топчу замерзшую буграми глину. От земли пахнет свежестью. Морозец слабый, но ноги через резину холодит. Я еще разбиваю пару луж и уже тогда бегом в школу.

В доме поселился пластилин. Он всюду. Прилипает к ногам, когда ходишь, к рукам, к рукавам, когда кладешь руки на стол. Мама и бабушка стонут и плачут, но покупают и покупают мне пластилин. Ребенок занят, ребенок часами не мешается, не шумит и не капризничает, кто из взрослых устоит против этого?

В начальных классах у меня длинные косы. Помню это ощущение тяжести на голове от волос.

Но мытье длинных волос в бане - это целое дело! После намыливания, надо сидеть и долго, долго расчесывать волосы, потом вытирать в предбаннике, потом, спутанные, со слезами раздирать дома. Я очень не люблю эту процедуру. И еще я помню противную процедуру натягивания чистых простых чулок на мокрые, плохо вытертые полотенцем ноги.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное