Наше преступление

«Вотъ какіе арестанцьі! Ежели бы онн меня тогда послухали, Ванюха выходился бы, ужъ я завѣрное утверждать могу, что выходился бы, а теперича кто е знаетъ... Такими камнями да топоромъ по головѣ... нѣ-ѣ... не выживетъ... Рази Богъ только»...

Но скоро и на этотъ предметъ мысли его перемѣ-нились...

«А што, какъ Ванюха выживетъ и на меня пока-жетъ, что я убивалъ его вмѣстѣ съ ими, съ арестан-цами? Все равно, отвѣчать придется».

Рыжовъ задумался.

— Богъ съ имъ, — черезъ минуту сказалъ онъ себѣ, — пущай помираетъ. Видно, ужъ такъ ему на роду написано такую смерть принять...

Онъ опять опрокинулся на нары и, вздохнувъ, заложилъ руки за голову. Теперь онъ уже былъ увѣ-ренъ, что вины за нимъ нѣтъ никакой, и ему стало жаль себя. Онъ почувствовалъ, какъ слезы накипали у него въ горлѣ и, наконецъ, хлынули изъ глазъ. Онъ для чего-то порывисто перевернулся животомъ внизъ, и долго дергались отъ рыданій его плечи и голова.

— Што-жъ, Богъ терпѣлъ и намъ велѣлъ... по-терплю за напрасно... за этихъ арестанцевъ... Пу-щай... .

Когда Рыжовъ выплакался, ему стало легче и на душѣ отраднѣе. Въ окнѣ уже бѣлѣло; неясно виднѣ-лись на фонѣ неба часть крыши и труба сосѣдняго дома, а изъ города доносилось переливчатое пѣніѳ пѣтуховъ.

Примирениый съ своей совѣстью, Рыжовъ въ грѵстно-спокойномъ настроеніи помаленьку забылся.

' №№№.еIапвка2акв^и

Спалъ онъ въ первый разѣ йОслѣ избіенія Йвана крѣпко и сладко, но часа черезъ полтора порывисто вскочилъ.

Въ каморкѣ было совсѣмъ свѣтло, н просыувшіеся парни вполголоса переговаривались межд)' собой.

Это разомъ возвратило Рыжова къ тягостной дѣй-ствительности. Въ сердцѣ у него больно защипало и товарищи стали ему еще болѣе ненавистны, чѣмъ пре-жде. Сашка сидѣлъ рядомъ съ нимъ съ протянутыми на голыхъ нарахъ ногами и обслюнивалъ скрученную изъ газетной бумаги цыгарку.

— Ну, што, Ѳедоръ, какъ почивалъ на казенной кватерѣ? Хорошо?

— А почему не хорошо?! Люди такъ-то по цѣлымъ годамъ живутъ и ничего,—мрачно и уклончиво отвѣ-тилъ Рыжовъ, не поднимаясь съ своего мѣста и скольз-нувъ ненавистнымъ взглядомъ мимо толстаго, заспан-наго лица Сашки, съ красными глазами, угрюмо, на-смѣшливо глядѣвшими исподлобья.

— А я такъ здорово выспался на казенныхъ пухо-викахъ, братцы, — своимъ медлительнымъ голосомъ продолжалъ Сашка, не слушая Рыжова, закусивъ ко-нецъ цыгарки зубами и пряча кисетъ съ табакомъ въ карманъ штановъ.

— Ничего... хорошо... на работу вставать не на-доть... Выспаться можно всласть... — отозвался, по-тягиваясь, Ларіоновъ.

Этотъ парень такъ же, какъ и Рыжовъ, никогда не питалъ къ Ивану никакого враждебнаго чувства и свое участіе въ убійствѣ тоже приписывалъ опья-пѣнію. «Пьянъ былъ... — говорилъ онъ Рыжову, — вотъ и впутался въ это дѣло... ежели бы былъ тверезый, не впутался бы»... — Съ нимъ при избіеніи Ивана слу-чилоеь то же, что бываетъ съ собакой, которая, за-слышавъ злобный лай сосѣдокъ, сперва присдуши-

ш^^.еіаПакагак.ги

вается, потомъ поднимается, опрометыо бросается на прохожаго и прпнимается рвать его такъ же ожесто-ченно, какъ и ея товарки. Оставаясь наединѣ съ са-мимъ собою, Ларіоновъ трусилъ и страшнлся пред-стоящаго судебнаго возмездія и хотя временами жа-лѣлъ Ивана, но болыпе жалѣлъ себя. Совѣсть же совсѣмъ не безпокоила его. За то въ присутствіп Саш-ки и другихъ двухъ главныхъ соучастниковъ пре-ступленія онъ всецѣло поддавался ихъ настроенію и чувствовалъ себя такимъ же удалымъ и преувели-ченно-беззаботнымъ, какъ и они.

— Не робѣй, робя...—не сразу снова заговорилъ Сашка, желая ободрить товарищей и пыхнулъ цыгар-кой, потомъ вынулъ ее изо рта, выпустилъ дымъ и не-торопливо продолжалъ: —посидимъ денька три, много четыре, а тамъ выпустятъ, потому противъ насъ нѣтъ свидѣтелевъ...

— А Иванъ Деминъ — не свидѣтель? отозвался Рыжовъ,

Отъ злости ему хотѣлось, во что бы то ни стало, перечить Сашкѣ.

— А чего Ванька можетъ? Чего? Енъ землей за-клялся. Это, братъ, не шутка. Да нѣ-ѣ... Енъ побоится. А другихъ свидѣтелевъ нѣту...

— Нѣту? А Степку Рудогб забылъ? Енъ рази не свидѣтель? Ротъ ему не завяжешь веревочкой...

Сашка свистнулъ, хитро подмигнулъ глазомъ и ухмыльнулся во весь свой большой ротъ, показавъ екверные зубы изъ-за толстыхъ губъ, едва обросшихъ рѣдкими, рыжеватыми волосами.

— Я же вамъ сказывалъ, што съ Степаномъ-то я еще въ воскресенье это дѣло обладилъ. Енъ мнѣ давно дружокъ, ёнъ не пикнетъ, не такой малый... Енъ мнѣ въ воскресенье-то прямо сказывалъ: «Я, Са-ша, вотъ какъг какъ мы промежъ себя дружки Хри-стовы и панредкн Ш^ШЖ^Уе-ІЩ ■кІ^ак.Гн

105

не Ѣхалѣ тогда йо дорогѣ-то, Кйкѣ у васъ дѣлб-то это самое вышло, и иичего не видалъ, такъ и на судѣ покажу, ежели дѣло коенется, вотъ тебѣ хрестъ». И при мнѣ вынулъ изъ пазухи хрестъ и гіять разовъ подъ рядъ поцѣловалъ. А ужъ ёнъ што скажетъ, то вѣрно.

— Этогь парень вѣрный, Степанъ-то, — отозвался и Лобовъ, —и насупротивъ насъ ему стать не рука, потому, почитай, что кажный день черезъ нашу де-ревшс ' за товаромъ въ городъ проѣзжаетъ, а другой дороги ему нѣту-ти. Стань ёнъ въ евидѣтели, проѣзду не дадимъ... Енъ это въ башкѣ прикинулъ.