Наше преступление

— Га, Аленушку твою рукой не достать, покор-мить ребеНка не докличешься. Теперича нужда про-шла, такъ и братъ Левонъ не хорошъ сталъ. Ѳома-то пить бросилъ, присягу принялъ и ничего, держит-ся, ■ намедни съ дороги 40 цылковыхъ привезъ и всѣ Аленѣ съ рукъ на руки лередалъ. Ногъ подъ собой не слышетъ Алена-та, загордилась бѣда... Ладятъ на новыя земли переселяться... Только собьются съ ден-жонками, сычасъ уѣдутъ. . . '■»

Леонтій, уло$кивъ племянника, самъ взлѣзъ на печку, покряхтѣлъ, накрылся полушубкомъ, погасилъ лампочку и тотчасъ же захрапѣлъ.

Во всемъ домѣ не спала только Прасковья.

Тяжкія думы, какъ обложная безпросвѣтная туча,' налегли на ея сердце.

Она цожалѣла, чт'о не умерла во время своей бо-лѣзни, но теперь жалѣла не себя, а семью и особенно Леонтія. ' •

Какъ всегда во всѣхъ трудныхъ случаяхъ жизни, й на этбтъ разъ Прасковья съ горячею вѣрой въ ми-’ лосердіе Господа стала молиться.

Сердце ея согрѣлось; непроницаемую тучу горя какъ будто прорѣзалъ золотой лучъ надежды.

Старуха почувствовала знакомый ей подъемъ духа; откуда-то. нахлынули дальнія воспоминанія; передъ мысЛеннымъ взоромъ поплыли образы и мысли, сами собой слагавшіяся въ размѣренныя слова и просив-шіяся съ языка долой.

Прасковья откашлялась и слабымъ, мелодичнымъ голосомъ начала причитывать:

_ ѵѵѵ.еіап-кагак.ги

«Въ одно времячко лежу на сараѣ я; носитъ ла-стушка своимъ дѣтушкамъ кушать; рты-то у нихъ все болыпіѳ, желтыѳ раскрытые. Потомъ это долго я не случалась тамъ. Дѣтки выперились, окрылились и раз-

■ летѣлись въ разны стороны. Ложусь я на сараѣ въ воскресный день и слышу, каігь поетъ это ластушка, со слезами горькими скликаетъ своихъ дѣтушекъ.. И говорю я ей: «Ты, касатая ты ластушка, не собрать тебѣ милыхъ дѣтушекъ, ты поила и кормила ихъ, ты и думала, што будутъ вѣкъ увиваться они кругъ тебя. Ты ошиблась, моя ластушка, ' разлетѣлись твои дѣ-тумки по разнымъ сторонушкамъ. Ты послушай, ка-сатая ластушка, што скажу я, сиротинушка: также я горька сиротушка, я взрастила милыхъ дѣтушекъ, я носила ихъ по чистымъ полямъ, по тяжелымъ по работушкамъ, я хранила моихъ дѣтушекъ я отъ вѣт-ровъ я отъ буйныихъ, отъ дождей-то я отъ частыихъ одѣвала, укрывала ихъ. Вѣдь я . думала-надѣялась, какъ нодыму я милыхъ дѣтушекъ, мнѣ настанетъ пе-ремѣнушка. Какъ возмужали мои дѣтушки, какъ соб-рались съ умомъ-съ разумомъ, пососкопились съ мо-гучёй силой, разошлися и разъѣхались по чужимъ-дальнимъ сторонушкамъ. Они кинули меня и бросили на однбво чада милаго, на однбво на горькаго сиро-тушку. У меня-то, у старбй могуча сила убавилась, то не стало хода скораго во моихъ-то быстрыхъ но-женькахъ, а не стало-то спорынечки во моихъ-тб, во бѣлыхъ рукахъ, што не стало прежней крѣітости во моихъ-то могучихъ, плечахъ, што не стало свѣту бѣ-лаго во ясныхъ очахъ.

«Пристегла меня старость глубокая и худо стало мое зДоровьице. И теперь прошу я, сиротинушка, свою скорую смерёдушку. Вѣрно,^- заблудилась она голу-' бушка, во темныхъ лѣсахъ, позапала снѣжкомъ бѣлымъ въ оврагахъ глыбокіихъ. Вѣрно, ждать мнѣ сироти-нушкѣ, весны красныя, какъ пойдутъ-то дожди частые, какъ омоютъ снѣжки бѣлые, какъ пригрѣетъ красно

солішшко, какъ оОсохнетъ трава шелкбвая. Она вый-детъ. она выпутается изъ лѣсовъ она изъ темныихъ, изъ трав.ѵшекъ шелковыихъ,' изъ овраговъ изъ глыбо-кіихъ. Она выйдеіъ на широку путь-дороженьку, по-дойдетъ къ намъ подъ окошечко, постучится и позо-ветъ меня. Я раскрою ей настежь воротушки. покло-нюся ей до мать-сырой земли, поцѣлую ейну ручеиьку и скажу такъ моей смерёдушкѣ: «Гостья жданная, жа-ланная, прошу пожаловать. Миѣ наскучило тутъ, на-прискучило. Износилось мое тѣло Гіѣлое. уходились рѣзны ноженьки, умахались мощны рученьки и пропа-ло всс мое здоровьице. Ты возьми скорѣй отсюда ^іою д>шеньку, отнеси къ родимой матушкѣ да къ моимъ умёршимъ дѣтушкамъ».