Наше счастливое время

И это было правдой. Его слова стали огромным утешением. Нестерпимее всего мне было от того, что меня – пострадавшую – превратили в обманщицу. И это в глазах тех, в ком я была уверена, что они меня оберегают, любят и могут убрать с моего пути всех врагов… Но вместо этого они надо мной посмеялись. Одно только произошедшее было для меня травмой, но последовавшая реакция моих родных оставила на всю жизнь глубочайший след. И то, что это были любимые мною люди, которым я доверяла, лишь усугубляло ситуацию. Однако брат утверждает, что ни о чем не знал. Скорее всего, так оно и было. Я ведь тоже не знала о поступках младшей невестки и насмехалась над ней. Когда мать возмущалась тем, что, как бы ее муж-профессор мало ни зарабатывал, это срам – так безвкусно одеваться, я ей поддакивала. Также я не знала, с какой болью жил мой старший брат и как обстоят дела у среднего с младшим… И, наверно, и дальше ничего не изменится. И мой шок от посещения тюрьмы: я не предполагала, насколько бедны заключенные, у которых не было даже тысячи вон… Не знала, что преступник Юнсу, в досье которого три зверских убийства и изнасилование, может так светло улыбаться и горько плакать. А раз не знала, то ничего уже и не поделать. Поэтому мы, по словам Иисуса, являемся именно теми, кто «не ведает, что творит», и даже больше: мы даже не подозреваем, что являемся этими самыми глупыми созданиями.

Некоторое время брат подавленно сидел. Я, пытаясь подбодрить, похлопала его по руке и постаралась улыбнуться.

– Не торопись с решением… Давай еще подумаем… – выговорил он с трудом.

– Послушай, как проводится повторное рассмотрение дела? – перевела я разговор. Брата, похоже, удивил мой вопрос. – Я имею в виду тех, кто получил смертный приговор… Возможно ли остаться в живых, проведя пересмотр дела?

Выражение страдания и сочувствия на лице брата моментально сменилось усталостью. Он стал похож на мать, когда та восклицала: «Вот ты вся в свою тетю!»

– Ну… пересмотр возможен, только если настоящий преступник схвачен или же появились важные обстоятельства, способные изменить ход дела. А что?

Чуть помедлив, я проговорила:

– Я… я же встречаюсь с заключенным смертником… Чон Юнсу… Главным обвиняемым в деле об убийстве матери и дочери в районе Имундон… Этот человек… сам он об этом не говорил, но те, кто его знают, считают, что он взял на себя вину своего подельника. А если его сообщник признался, хвастаясь похождениями, тогда ведь точно правда? Этот самый подельник сейчас находится то ли в Тэджоне, то ли в Вонджу. Ему всего лишь пятнадцать лет дали: если повезет, сможет и раньше выйти…

Брат усмехнулся, будто бы говоря: вон ты про что…

– Чего ты смеешься? Если есть возможность, я попробую уговорить его сказать правду.

Брат посмотрел на меня так, как смотрят на младшую сестру, к которой надо относиться снисходительно.

– Правду? Юджон! На этом деле давно поставили точку. К тому же органы юстиции и прокуратуры не настолько глупы. И ложь, которую говорят эти люди, далека от справедливости, которую вершит судебная система нашей страны.

Брат, давая понять, что больше не хочет об этом говорить, переключил внимание на пачку сигарет, подхватил ее и стал постукивать ей по столу.

– Я… несколько раз виделась с этим человеком… Он не лжет. И о том, что я только что тебе рассказала, проговорился надзиратель. Во время наших встреч он сказал, что тот просто хотел умереть, когда его схватили. И на первом свидании с тетей сказал то же самое. Просил оставить его в покое и дать ему умереть. Вот и получается, что он взял вину на себя, желая покончить с жизнью. Я верю этому. Ты же знаешь, я так просто людям не доверяю. Но я знаю это по себе, так как сама одно время хотела умереть. Будь я на его месте, поступила бы так же… У него нет расчета… Он хоть и преступник, но, уверяю тебя, он не лжет!

– Хватит уже об этом! – жестко отрезал брат, не в силах сдержать раздражение и гнев.

Мне показалось, что собеседник, который секунду назад с удовольствием общался и шутил со мной, вдруг принял строгий вид и с силой оттолкнул, отчего я упала навзничь. Брат, еще недавно готовый ради меня отказаться от должности и вынести общественное порицание, вдруг куда-то исчез, а вместо него появился Мун Юсик – прокурор Республики Корея. Кажется, слова «персона» и «личность» произошли от греческого театрального термина, означающего роль или маску… Оставалось решить, какое истинное лицо, а какое – маска.

– Что же такого особенного в судебной системе нашей страны? Чем же она так отличилась? Она же не Бог, чтобы все знать?

Брат строго взглянул на меня, всем видом показывая, что готов простить все, кроме этого.

– Сейчас не те времена, когда, основываясь лишь на словах преступника, выносят ему смертный приговор! Ты думаешь, стоит преступнику признаться, что он виновен, и судья – бац! – вынес решение?! – Брат повысил голос.