Нашествие 2. Буря миров

– Я подозреваю заговор. Кого, с кем и против кого – разберусь. И я не допущу, чтобы строительство земного Центавроса стало ареной войны между кланами… с кем бы ни воевал твой клан.

На последних словах он позволил себе повысить голос. Это не был настоящий гнев, Максар лишь изображал его. И подозревал, что стоящий напротив Любера бер'Мах мало верит в искренность его чувств.

Младший брат Косты был не таким толстым, но тоже имел излишний вес. С возрастом разжиреет – у Махов это в крови. Оттопыренный животик, маленькие ручки с короткими пальцами – и неожиданно большие, ясные, умные глаза. Этот человек внушал беспокойство, хотя с виду казался совсем безобидным. Очень уж мягкий и, в непростой для его клана ситуации, сохраняющий даже какую-то доброжелательность. Либо дурак, либо что-то у него на уме… Нет, Любера был кем угодно, только не дураком, тут уж никаких сомнений.

Максар продолжал:

– Что бы вы там ни поделили с вестницами Кирты, позор заниматься своими дрязгами сейчас, когда великая цель Орды так близка.

– Кланы Махов и вестниц дружат, – возразил Любера.

– Расскажи это Косте, если сумеешь собрать его пепел по окрестностям. Или той, которая зарубила его, если возьмешь на себя труд достать ее тело из выгребной ямы.

Любера опоздал на огненное погребение брата, которое Эйзикил распорядился провести рано утром. Можно было бы и подождать, но старик не стал, и на сожжении Косты не было ни одного берсера из Махов – утонченное оскорбление, нанесенное темником их клану.

– Тело моего брата следовал сжечь в Ангулеме, чтобы пепел смешался с плотью Столбового мира, – заговорил Любера, сложив ручки на животике. – А сейчас… ты позволишь мне быть откровенным, мастер-комендант Максар бер'Грон?

– Конечно. Так же, как я откровенен с тобой.

– О! – улыбнулся Любера. – Ну тогда мы просто утонем в откровенности, столь щедро излитой с обеих сторон. Так вот, раз ты разрешил, я буду прям: ты узурпировал власть здесь. Просто занял место коменданта, ни с кем не советуясь, не дожидаясь разрешения из Ставки…

– Ставка не против.

– Позволь спросить – откуда ты знаешь?

– Так мне сказал Эйзикил.

– Ах, темник. Что же, думаю, он уверен в своих словах. И все же ты поспешил. Подобный шаг сочтут… наглым? Наглым и своенравным, да, пожалуй, так. Ты уже расставляешь тут своих людей, а ведь ты, Максар бер'Грон…

Он замолчал. Максар сверлил его взглядом, положив руки на пояс, где висели револьвер и кинжал, а еще земной пистолет с магазином на восемь патронов.

Слово 'оскверненный' так и не прозвучало. Любера заключил:

– Прими мои поздравления. Ты и твой темник… вы очень ловко повели дела здесь. Я возвращаюсь в Ставку.

Он вышел, из коридора донесся его голос и шаги охранников. Максар еще несколько секунд стоял неподвижно, вперив взгляд в закрывшуюся дверь, потом направился к окну.

В лучах вечернего солнца сновали рабочие, рабы и манкураты, надсмотрщики и мастера. Стучали молотки и кувалды, грохотали камни, лязгало железо. Комендантом строительства был Гебрил Вишу, мастер с Сайдона, потомок первых переселенцев, за выдающиеся заслуги освобожденный от рабства самим Бер-Ханом. Это Гебрил в кратчайшие сроки построил терианский Центаврос, и он поклялся своей жизнью и жизнью своих детей, которых у него было то ли семь, то ли восемь, что земной возведет в два раза быстрее. Сайдонец умел добиваться своего – стройка кипела. Периметр фундамента окружили железными лесами с настилами, люльками, лебедками, подъемниками и блоками, при помощи которых рабочие затаскивали наверх каменно-бетонные кубы, бадьи с раствором и тяжелые решетки дополнительной арматуры.

Взгляд Максара скользнул дальше. Стройка с окружающими ее бараками, казармами и мастерскими была островом жизни посреди моря пустых кварталов, где в подвалах и чердаках прятались ускользнувшие от облав земляне. Но и на стройке был свой островок – малое Око, открытое при помощи ворсиба внутри терианского Центавроса. Вокруг рассредоточился десяток бойцов клана Махов, все повернулись к Оку спиной, некоторые стояли на одном колене. Стволы скорчей следили за снующими людьми, которые спешили поскорее миновать образованный охраной круг. За спинами Махов прохаживался капитан с разрядником в руках.

Максар не услышал звука шагов или дыхания, но ощутил присутствие человека позади. Оглянулся – на краю помоста, занимающего дальнюю часть зала, стоял Эйзикил. Он вышел из кладовки, через которую ночью Максар с Сафоном проникли в зал.

– И какого ты мнения о Любере? – спросил темник, слышавший весь разговор.

– Он не воин, – сказал Максар. – Как и Коста.

– О, конечно, нет. Но, в отличие от своего брата, так внезапно покинувшего нас, он – один из самых умных людей, которых я знаю.