Демидьевна. В немки, что ль, записаться?
Анна Николаевна. Пока не стихнет, никому из квартиры не выходить. Пошли ее сюда, на столе прибрать.
Аниска. Меня баушка послала. Что делать-то надо?
Анна Николаевна. Прибери посуду, девочка, только не побей чего-нибудь.
А вот Ольга говорит, что зря ты из Ломтева убежала.
Аниска
Анна Николаевна. Помнишь, Оля, ломтевские озерки? Ивы старые кругом… помнишь?
Аниска. Офицер один боле всех зверовал. Белобрысый, ровно дым, а хроменькой. Надругается да еще спину сургучом припечатает. С чего бы это, Анна Миколавнушка? Ведь баба-то, чать, не письмо.
Ольга
Анна Николаевна. Платок-то порванéй надень. Да горбься, горбься на улице-то. Горбатая да убогая кому глянется.
Ольга
Фаюнин. Не заигрывай, голубушка, старик я. Пусти руки, не заигрывай.
Демидьевна. Не посмотрю, что Лазарь. Вдругорядь уже поглубже закопаем, чтоб не вылезал.
Фаюнин. Ай-ай, дуреха какая. Уйди, не расстраивай меня, уйди.
Таланов
Фаюнин. Разве можно такие слова, да на людях, да под горячую руку, да кому? Мне! Ай, дуреха.
А вы не молчите со мной, родные. Не за платой квартирной, с миром пришел. И пришел к вам один. Мог бы и во множестве нагрянуть, а один пришел. Эва, весь тут.
Анна Николаевна. Зачем же вы нас пугаете, Фаюнин?
Фаюнин. Чем тебя, хозяюшка, птаха сирая испугать может, чем? Твой дом — полная чаща, а мое гнездо где? Где слава моя, фирма где? Одна газетина парижская писала, что де лён фаюнинский нежней, чем локоны Ланкло Ниноны… Нету! Где птенец мой любимый? В тесной земляной каморке почивает.
Демидьевна. В богадельню, что ли, его, краснорожего? Уж он людей травить зачал.
Фаюнин
Таланов. Ты, Демидьевна, так и не пришила мне вешалки. Принеси в кабинет. Пусть Анна Николаевна займется.
Вы, конечно, по делу ко мне, господин Фаюнин?
Фаюнин. Угадали. Второй день стремлюсь задушевно поговорить с вами, Иван Тихонович.
Сядем, Иван Тихонович. Старики, а ровно на дуели стоим.
Таланов. Я слушаю вас.