И что-то в отношениях решительно меняется. Кокорышкин почтительно и чинно кланяется старику.
Кокорышкин. Добро пожаловать, Николай Сергеевич. Измучились, ожидамши. Свершилось, значит?
Старик. А потерпи, сейчас разведаем. (Жесткий, даже помолодевший, он идет к старомодному телефонному аппарату и долго крутит ручку.) Станция, станция… (Властно.) Ты что же, канарейка, к телефону долго не идешь? Это градский голова, Фаюнин, говорит. А ты не дрожи, я тебя не кушаю. Милицию мне. Любую дай. (Снова покрутив ручку.) Милиция, милиция… Ай-ай, не слыхать властей-то!
Кокорышкин(выгибаясь и ластясь к Фаюнину). Может, со страху в чернильницы залезли, Николай Сергеевич, хе-хе!
Фаюнин вешает трубку и сурово крестится.
Фаюнин. Лета наша новая, господи, благослови.
Теперь уже и сквозь прочные каменные стены сюда сочится треск пулеметных очередей, крики и лязг наползающего железа.
Ныне отпущаеши, владыко, раба своего по глаголу твоему с миром. Яко видеста очи мои…
Его бесстрастное бормотанье заглушается яростным звоном стекла. Снаружи вышибли раму прикладом. В прямоугольнике ночного окна — искаженные ожесточением боя, освещенные сбоку заревом, люди в касках. Сквозь плывущий дым они заглядывают внутрь. Это немцы.
Действие второе
Картина первая
И вот беда грозного нашествия застлала небо городка. Та же комната, но что-то безвозвратно ушло из нее: стала тусклой и тесной. Фотографии Федора уже нет, только срамное, в паутине и с гвоздем посреди, пятно зияет на обоях. Сдвинутые вещи, неубранная посуда на столе. Утро. В среднее окно видна снежная улица с тою же, но уже срезанной наполовину колокольней на бугре. Соседнее, высаженное в памятную ночь, забито поверх одеяла планками фанеры. Откуда-то сверху — то усилится, то затихнет — доносится унылое, от безделья мужское пение. Ольга, одетая по-зимнему, собралась уходить. Анна Николаевна держит дверь за скобку.
Ольга. Мама, мне каждая минута дорога… Мама!
Анна Николаевна. А я не пущу тебя, Ольга, не пущу.
Ольга. Пойми, дети могли собраться… Из шестидесяти хоть трое. Что будет с ними?
Анна Николаевна. Сядь и рассуди: какие же занятия сегодня? И кто, безголовый, пошлет своего ребенка в школу!
Два, один за другим выстрела. Пригнув голову, кто-то суматошно и беззвучно пробежал под окном.
Отойди от окна, Ольга.
Ольга(переменив место). Некоторые живут при глухих бабках, а те и землетрясенья не услышат, если бы случилось… Я должна, мне нужно пойти. Я деньги за это получаю, мама!
Таланов(из соседней комнаты). Дай человеку что-нибудь делать, Анна.
Анна Николаевна. Ты хочешь потерять и дочь? Последнюю, Иван.
Демидьевне, которая вошла из кухни.
Чего они там распелись-то? Точно отпевают кого…
Демидьевна. И верх и флигелек во дворе заняли. Куды ни глянь — солдат торчит. (Доверительно.) Опять нонче четверых немцев нашли заколотых. А сверху записочка на всех общая.
Анна Николаевна. А в записке что?
Демидьевна. А в записочке надпись, сказывают, — «добро пожаловать». Наро-оду похватали! И у нас на дому синяя бумага висит. Большие деньги сулят, кто докажет. Ищут…
Анна Николаевна. Кого же ищут-то?
Демидьевна. Кто его знает, Андрея какого-то. А у нас в городу Андреев-то штук тридцать поди наберется.
Ольга. Нам это неинтересно, Демидьевна. Мы люди мирные. И вам лучше заниматься своим делом.