Нашествие

Впервые, наверное, я вполне осознанно подумал о том, что всё, о чём они мне рассказали, может быть проявлением Нашествия. И сразу же снова сосредоточился, снова стал тем, кем я прибыл сюда.

И снова стало мерзко на душе. Я должен был уцелеть любой ценой. И это одно уже отделяло меня от всех остальных.

— Итак, — сказал я, когда чаепитие закончилось. — Бергсон погиб, исследования приняли другое направление, все несогласные были так или иначе устранены или, скажем так, подвергнуты репрессиям. Это было четыре с половиной года назад. Что произошло дальше?

— Это тянулось довольно долго, — снова стал рассказывать Валент. — Мы здесь даже привыкли. Ко всему привыкнуть можно. Кто не смог приспособиться, тот ушёл, а мы вот оказались обыкновенными приспособленцами. До сих пор всё приспосабливаемся и приспосабливаемся. Ну а полтора примерно года назад, когда начался уже этот так называемый «демографический взрыв», ситуация резко изменилась.

— В чём это выразилось для вас лично?

— Приспосабливаться стало труднее. Нам же теперь приходится возить бета-треон с Галлау. Раз в пять дней какая-то из групп в обязательном порядке — мы установили дежурство — возит бета-треон для подкормки онгерритов. Теперь это приходится делать раз в пять дней, раньше ездили реже.

— Почему же вы не откажетесь?

— Да всё потому же — приспосабливаемся. И потом, ты откажешься — значит за тебя поедет кто-то другой. Вы бы отказались?

— Потому ещё, — сказала Берта, — что дорога считается безопасной. Все знают, что на этой дороге уже не раз случались нападения, но это нигде и никем не зафиксировано — вот и ездим.

— И ещё потому, что нас слишком много, — тихо сказал Рашид.

— Много? — удивился я. — А на Галлау — я успел поговорить с начальником станции — мне сказали, что группе контакта хронически не хватает людей.

Они неожиданно засмеялись. Даже Рашид. Но смех этот был невесёлым.

— Группе контакта, — сказал Валент. — Надо не более пятидесяти человек. Для того, чтобы вести работу здесь и на Каланде-2, да изредка отдыхать. Не обязательно на Галлау — время от времени можно было бы летать на базу. Но вот для того, чтобы возить эту гадость каждые пять дней, — повысил он голос. — Для того, чтобы создавать видимость крупной, широко развёрнутой работы — для этого людей не хватает.

— Не кричи, — спокойно сказала Берта.

— А я и не кричу, — Валент уже успокоился. — Просто, инспектор, даже если вы посмотрите официальные документы, даже если просто сопоставите официальные данные из наших, например, рабочих отчётов, вы увидите, что за пять с лишним лет с тех пор, как соорудили неизвестно зачем эту станцию Галлау, здесь, на Каланде, ничего не изменилось. И это при том, что вся работа идёт именно здесь.

— Известно, зачем соорудили Галлау, — себе под нос буркнул Рашид.

— А почему вообще приходится возить сюда бета-треон так часто, да ещё на вездеходах? Ведь на Галлау же его доставляют на транспорте.

— Потому, что ёмкости по его хранению соорудили именно на Галлау. Это же такая… — Валент не нашёл слов и постучал себя кулаком по макушке. — Ну такая кругом глупость, что руки опускаются. И главное — ради чего? На третьей биостанции на всех источниках фильтры поставили, только его добычей теперь здесь и занимаются. Биостанция, называется, учёные, биосферу Кабенга изучают. Вы там побывайте — там теперь на сотню километров вокруг пустыня, нечего там больше изучать. Ну а мы, значит, контакт осуществляем.

— Из излучателей, — зло усмехнулась Берта.

— Ничего не скажешь — симпатичная картинка получается, — сказал я. Это действительно не вязалось ни с какими отчётами, ни с какой информацией, полученной мною раньше. Я всякое повидал — такая работа. Приходилось и с подлостью сталкиваться, и с трусостью, и с безответственностью. Флуктуации в сознании отдельных людей неизбежны при любом сколь угодно высоком среднем нравственном уровне человечества, и инспекция Академии — не наш отдел, конечно — тем в основном и занимается, чтобы исключить по возможности их влияние. Но чтобы вот так погрязнуть, чтобы вот так вполне осознанно делать чёрт те что неизвестно во имя чего — и молчать, так, будто здесь концлагерь какой-то, будто информация отсюда в принципе не доходит, а попытка донести её может дорого обойтись — с подобным я ещё не встречался. Правда, на Кабенге действует режим А. Но его же ввели недавно, двух лет ещё не прошло. Академия вынуждена была пойти на этот шаг, чтобы ускорить работы, режим А действительно — это доказано практикой — помогает сконцентрироваться, не распылять понапрасну силы. Но тот же режим А, в конце концов, не помешал Панкерту доставить в Академию свой доклад. Выходит, для того, чтобы действовать, а не сваливать всё на судьбу и чью-то злую волю, нужно быть Панкертом?