Нашествие

Субэдэй злился: не заладился поход. Один тумен гоняется за бестолковыми саксинами по обоим берегам Итиля, второй завяз в боях с увёртливыми башкирами в междуречье Джаиха и Агидели, заблудился в лесистых холмах Предуралья. А постоянные мелкие стычки с отрядами Алтынбека успеха не дают – не удаётся через широкий Джаих перебраться, в булгарскую землю вгрызться, силы-то распылены. И винить некого, кроме себя: изменил привычному хладнокровию, дал чувствам победить мудрый расчёт. Будто не седобокий волк, а бестолковый щенок в курятнике: то на одну птицу бросится, то на другую, оглохший от истеричного кудахтанья, ослепший от крутящихся в воздухе перьев.

Месть! Вот что выжгло душу, затуманило разум, заставило сердце колотиться, будто перед первой в жизни женщиной. Хочет Субэдэй побыстрее все препятствия проломить, отбросить, чтобы наконец-то добраться до вожделенной добычи; чтобы с живого Кояш-батыра кожу собственноручно содрать, напиться местью, как родниковой водой, утолить огонь.

Слуги от Субэдэя прячутся, Кукдай растерянно противоречивые приказы исполняет, молчаливые нукеры мрачными тенями за спиной – будто воплощение упрёка.

– Отстаньте! – крикнул темник. – Дайте одному побыть, подумать.

Нукеры молча переглянулись. Опустились на землю, икры скрестили, затеяли игру в кости. А старый полководец, кряхтя, припадая на ноющую ногу, забрался на холм – в одиночестве ветром степным омыться, продышаться.

Там – балбал поваленный, древний. Чей он? Кто поставил, когда? Зачем? Неведомо. Веками по коридору между Хвалынским морем и Уральским хребтом идут и идут народы на закат, будто само солнце их в спины толкает, будто ветер с востока отрывает от земли предков и гонит, гонит… Несутся скакуны, скрипят колёса повозок, извергает искры горящая степь – и нет этому походу конца.

Но в этот раз – всё. Покорится неведомый Запад, падут на колени перед силой Империи народы степные и лесные, равнинные и горные, распахнутся ворота городов, и зашипит волна Последнего моря, подобострастно омывая копыта монгольских коней, словно кроткая наложница – уставшие стопы хозяина…

Субэдэй сел на нагретый камень, подставил лицо ласковому вечернему солнцу, задумался.

– Что, отдыхаешь, приятель?

Разгневанный темник оглянулся: кто посмел нарушить его одиночество? Увидел знакомую фигуру в чёрном балахоне, узнал уродливое лицо, перекошенное ужасной улыбкой.

– Опять ты. Я думал, тебя давно медведь в тайге задрал. Нет от тебя покоя нигде, шаман. И откуда ты берёшься?

– Я не таёжник, соврал в прошлый раз, – усмехнулся Барсук, – терпеть не могу ни лес, ни степь вашу дурацкую. Тошнит меня от дикой природы, дикого времени и диких людей, да ничего не поделаешь – служба. И говорил тебе: я, как тот древесный червь, знаю ходы в пространстве и времени. Где хочу – там и появляюсь.

– Где угодно? – удивился темник.

– Ну, не совсем так. Вернее, совсем не так, приврал для красоты, – признался Барсук, – только объяснять долго, да всё равно не поймёшь. У меня дело к тебе, темник. Дай мне тысячу всадников, и я тебе живого Алтынбека притащу на аркане. А уж он булгар к покорности приведёт, положит к твоим ногам. Ты ведь этого хочешь?

– Так ты не только шаман и червяк из гнилого бревна, но и полководец, – рассмеялся Субэдэй.

– Если бы я все свои специальности перечислил…

– Что?

– Эх, не темник ты, а темнота средневековая. Говорю, все бы свои умения назвал, да ты слов таких не знаешь. Зато знаешь, что я не вру. Дашь войско – вернусь с победой. Смотри, что у меня есть.

Барсук, ухмыляясь криво разрезанным ртом, вытащил из-за пазухи футляр. Раскрыл: блеснуло любопытное солнце на золотом шарике навершия, на причудливо изогнутом клинке…

– Орхонский Меч! – выдохнул Субэдэй. – Откуда у тебя?

– Где взял, там больше нет.

Темник поднялся, едва сдерживая гнев. Сказал грозно:

– Верни. Не тебе он принадлежит, но семени великого Чингисхана.

– Ой, кто бы говорил. Ты же сам его выбросил. Кроме того, в Каракоруме у хана Угэдэя такой же имеется, да? Вернее, подделка. Обман, тобой устроенный. Как будешь объяснять? И зачем нам скандал? К тому же ни ты, ни твои друзья с ним не управятся. Не вашего уровня техника. Я теперь не уверен, что и сам Чингисхан умел. Хотя… Талантливый был человек, даже гениальный. Может, интуитивно разобрался.

– Что ты собираешься с ним делать?

– Элементарно, приятель. Использую по назначению: возьму твою тысячу всадников, поведу их в бой и разобью булгар к чертям собачьим. Это же Орхонский Меч, дарующий победу его владельцу в любой битве. Или ты забыл?

– Хорошо, – сказал темник, – мне действительно нужна победа над Булгаром. А что нужно тебе?

– Во-первых, полевые испытания устройства после временного перехода. Не морщи лоб, всё равно не въедешь. Во-вторых, мы об этом поговорим, когда я вернусь. Поверь, тебе моё предложение понравится.

Субэдэй-багатур посмотрел в темнеющее небо. Пробормотал что-то. Может, спрашивал совета у Небесного Отца? Наконец, согласился.