Караван. Это очень растянутый караван, но я могу поспорить на содержимое своего рюкзака, что впереди и позади едут другие машины, распределившись по дороге, чтобы их сложнее было заметить. В «хаммере», вероятно, знали о летящих ангелах, поскольку об этом сообщили из идущих впереди машин. Даже если с первой машиной что-то случится, остальные уцелеют. Мое уважение к группе Оби еще чуть-чуть возрастает.
Когда шум двигателя стихает, мы выбираемся из-за фур-гона и начинаем искать машину для себя. Я бы предпочла скромный, экономичный автомобиль, не слишком шумный, с достаточным количеством бензина. Но на таких машинах люди Оби вряд ли стали бы ездить, и мы выбираем среди многочисленных массивных внедорожников.
В большинстве машин нет ключей. Даже в конце света, когда пачка крекеров стоила дороже «мерседеса», люди все равно забрали ключи с собой. Видимо, по привычке.
Заглянув в полдюжины автомобилей, мы находим черный внедорожник с тонированными стеклами, на сиденье которого лежат ключи. Вероятно, водитель по привычке вынул их, а потом раздумал брать с собой бесполезный металл. Бензобак заполнен на четверть. Этого хватит, чтобы добраться до Сан-Франциско, если дорога свободна. Но чтобы вернуться, этого уже недостаточно. Вернуться? Куда?
Я заглушаю внутренний голос и забираюсь в машину. Раффи садится на пассажирское сиденье. Двигатель заводится с первой попытки, и мы лавируем по шоссе 280 на север.
Никогда не думала, что езда со скоростью двадцать миль в час может оказаться столь волнующей. С отчаянно бьющимся сердцем я сжимаю руль, словно в любую секунду он может вырваться из рук. Я не могу одновременно высматривать препятствия на дороге и ждать нападения с неба. Я бросаю взгляд на Раффи. Он внимательно следит за окружающей обстановкой, в том числе и через боковые зеркала, и я слегка расслабляюсь.
— Так куда мы, собственно, едем?
Я не знаток города, но бывала там несколько раз и маломальски представляю расположение его районов.
— В деловой центр.
Он достаточно хорошо разбирается в названиях городских районов. Возникает вопрос — откуда такие познания, но я оставляю его без ответа. Подозреваю, Раффи пробыл здесь намного дольше, чем требуется мне, чтобы исследовать мир.
— Думаю, шоссе идет через него или, по крайней мере, рядом с ним. Если, конечно, дорога свободна, в чем я сомневаюсь.
— Возле обители наведен порядок. Дороги должны быть свободны.
Я резко поворачиваюсь к нему:
— В каком смысле — порядок?
— На дороге возле обители будет охрана. Прежде чем мы там окажемся, нам нужно подготовиться.
— Подготовиться? Как?
— В последнем доме я нашел для тебя кое-какую одежду. И мне нужно изменить внешность. Подробности оставь мне. Пройти мимо охраны будет легко.
— Здорово. И что потом?
— Потом — можно развлекаться в обители.
— Ты прямо-таки переполнен информацией. Я никуда не поеду, пока не буду знать, во что ввязываюсь.
— Тогда не езжай. — Его голос звучит бесстрастно, но смысл ясен.
Я стискиваю руль с такой силой, что удивляюсь, как он еще выдерживает.
В том, что мы лишь временные союзники, нет никакой тайны. Оба не пытаемся делать вид, будто наше общение продлится долго. Я помогаю ему добраться домой вместе с его крыльями, он помогает мне найти сестру. После я буду предоставлена самой себе. Я это знаю и ни на секунду об этом не забываю.
Но отчего-то после пары дней, в течение которых мне прикрывали спину, при мысли о том, что я вновь останусь одна, делается не по себе.
Я ударяюсь об открытую дверцу какого-то грузовика.
— Вроде ты говорила, что умеешь управлять этой штукой.
Я спохватываюсь, что давлю на педаль газа. Мы пьяно лавируем по дороге со скоростью сорок миль в час. Я отпускаю педаль, сбрасывая скорость до двадцати, и разжимаю пальцы на баранке.
— Давай я буду вести машину, а ты строить дальнейшие планы, — говорю я, пытаясь успокоиться.
Прежде я злилась на отца, который бросил меня, вынудив саму принимать тяжелые решения. Но теперь, когда Раффи взял руководство на себя и настаивает, чтобы я слепо следовала за ним, внутри все переворачивается.
На обочине иногда встречаются оборванные люди, но их немного, и они разбегаются, едва завидев нашу машину. Я смотрю на испуганные грязные лица, которые с жгучим любопытством таращатся на нас, и на ум приходит ненавистное слово — мартышки. Вот во что превратили нас ангелы.
По мере приближения к городу людей все больше и дорога уже не так напоминает лабиринт.
Наконец она почти свободна от машин, но не от людей, которые все смотрят на нас, но уже с меньшим интересом, словно движущийся по дороге автомобиль не является для них чем-то необычным. Чем ближе мы подъезжаем к городу, тем больше идущих по обочине людей. Они настороженно озираются при каждом звуке и движении, но остаются на открытом пространстве.
Когда мы въезжаем в сам город, повсюду видны разрушения. Сан-Франциско пострадал не меньше других, и сейчас он напоминает дымящийся постапокалиптический оплавленный кошмар из голливудского боевика.