Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь

Как следует из текста Львовской летописи, сопровождающие Василька монголы решили склонить князя к сотрудничеству: «Нудяше его во своей воле жити и воевати с ними» (т. 20, с. 157). Рассуждения о том, что ростовскому князю предлагали сменить веру, были вставлены в летописи задним числом, чтобы подчеркнуть благочестие Василька. В действительности монголам не было никакого дела до его религиозных взглядов, для них главным было, чтобы этот богатырь воевал на их стороне: «И нудиша Василька много проклятии безбожнии Татарове в поганьскои воли их и воевати с ними» (Московский летописный свод XV века). Складывается впечатление, что сопровождающие князя люди захотели порадовать Батыя и решили заранее сломить волю Василька. Чтобы в ханском шатре князь упал в ноги джихангиру и признал его своим повелителем. Но за время пути им не удалось склонить Василька к отступничеству, и когда отряд встал лагерем у Шеренского леса, монголы взялись за дело серьезно.

Князю сразу обозначили его перспективы – либо он по-хорошему соглашается служить хану, либо его заставят это сделать по-плохому. Василько не только отверг это предложение, но высказал всё, что думает о степняках вообще и о Батые в частности: «Многа хульная изрек на царя их и на всех их» (Львовская летопись, т. 20, с. 157). Не имея возможности добраться до врагов руками, князь открыто издевался над ними, чем привёл своих мучителей в состояние бешенства. О том, как на это отреагировали монголы, свидетельствует «Книга степенная царского родословия»: «Безбожнии же проклятии Татарове скрежетаху на нь зубы своими, желающе насытитися крови его, и муки готовляху ему» (т. 21, с. 266). Василько видит, что дело зашло слишком далеко, что палачи уже приготовили орудия пыток, но остается твердым в своем решении не склоняться перед завоевателями.

Многие летописные своды, не вдаваясь в детали, просто констатируют сам факт смерти Василька, но встречается и более подробная информация. Например, Тверская летопись сообщает, что «они же много мучивше его, предаша смерти» (т. 15, с. 370). Практически дословно эта фраза воспроизводится в Львовской и Ермолинской летописях. Несколько иначе воспроизводит ситуацию «Книга степенная царского родословия», где главный акцент делается на религиозную составляющую: «Сверепии варвари, много мучивше его, и смерти предаша за исповедание Христово» (т. 21, с. 267). Как следует из текста летописей, смерть князя была медленной и жуткой.

Наиболее подробный рассказ о гибели Василька сохранился в Супрасльской летописи: «Тем же не погреши надежы своеи, о веру хрестянскую постреда; не только до крови, но и до слезного, и до последнего издыхания ни покориша сыроядьцем бездушным и не послуша ласкания их, ещё ему обещеваху, и возлюбиша бо им оканным красоты деля лица его, и того деля многу муку приносяху ему, да быша им повинуль, ово грозою и мукою, ово же ласкаюче его и дарами и ризами безьценьными. Правдива же душа его изволи паче не к тому, не токмо риз ценных съвлечеша, но и плоти стругание и кости, ино оли же и до самых мозгов изряднеи же душю в руци божи конечьным покоянием» (т. 35, с. 43). Монгольские палачи срезали с ростовского князя куски мяса до самых костей, но Василько так и не попросил пощады.

Поэт Дмитрий Кедрин в поэме «Князь Василько Ростовский» нарисовал образ русского князя – героя, не покорившегося врагу:

«Служить тебе не буду,
С тобой не буду есть.
Одно звучит повсюду
Святое слово: месть!
……………………………………
Забудь я Русь хоть мало,
Меня бы прокляла
Жена, что целовала,
И мать, что родила…»
Батый, привычный к лести,
Нахмурился: «Добро!
Возьмите и повесьте
Упрямца за ребро!»

И пусть Василько с Батыем так никогда и не встретился, сама суть происходящего передана очень верно.