Тем временем дружина Коловрата лесными тропами прошла мимо Коломны и оказалась поблизости от монгольских станов. Воевода напоминал хищника, выслеживающего добычу, который ждет, когда жертва утратит осторожность, чтобы сразу же вцепиться ей в горло. Вскоре ходившим в разведку ратникам удалось взять языка. А дружинники сумели этот самый язык развязать, когда прижгли раскаленным железом монгольские пятки. От пленника и узнали точное расположение ханской ставки. Также выяснили, что нападения в лагере никто не ждет, поскольку накануне в большой битве была уничтожена русская рать, а других вражеских войск поблизости нет.
Как только обстановка прояснилась, Коловрат начал действовать. Весь день дружинники и пешие ратники готовились к предстоящему бою, точили мечи, правили топоры и рогатины. Воевода решил ударить ночью, резонно рассудив, что возникшая при этом паника и суматоха будут ему хорошими союзниками. Он отчетливо видел всё неравенство сил, знал, что у врага колоссальный численный перевес, но отступать не собирался. Главное – убить Батыя, а там будь что будет.
Ближе к полуночи дружина начала выдвигаться на рубеж атаки. Ратники прекрасно понимали, на что идут, знали, что в этот раз могут не вернуться с поля боя, но терять им было уже нечего. Нашествие уничтожило всё, что им было дорого. Поэтому для воинов Коловрата главной задачей, которую они поставили сами перед собой, была месть захватчикам. Любой ценой. Именно с таким настроением и подкрадывались рязанские бойцы через засыпанный снегом ельник к монгольскому стану. Дружинники тихо вели коней в поводу, чтобы, не дай Бог, не выдать раньше времени своего присутствия. Лунный свет серебрил покрытое снегом широкое поле, в глубине которого темнел громадный ханский шатёр, обитатель которого являлся заветной целью рязанцев. Евпатий лихо запрыгнул в седло, опустил на лицо стальную личину шлема и приготовился к бою. Следом за воеводой села на коней дружина. Раздвигая копьями ветки, всадники выехали из леса и сразу взяли разбег, устремившись в сторону монгольского стана. Следом за ними, ускоряя шаг, пошли в атаку пешие ратники, чтобы как можно скорее достигнуть вражеского лагеря и поддержать конных дружинников.
Дико кричали монгольские дозорные, гремели барабаны, собирая под бунчуки нукеров и багатуров, которых сотники и десятники строили в боевые порядки. Боярин Евпатий пришпорил коня и, перехватив поудобнее копьё, погнал скакуна в сторону возвышающегося на холме ханского шатра. За ним, прикрываясь большими червлёными щитами, стрелой летели рязанские гридни, по ходу перестраиваясь в ударный клин. Навстречу им рванулись монголы, но дружина, ведомая своим воеводой, прошла сквозь их ряды, как нож сквозь масло. Оставив после себя сотни пронзённых и растоптанных степняков, гридни ринулась дальше, держа направление на шатёр джихангира.
Всё громче и яростнее грохотали монгольские барабаны, новые сотни нукеров и багатуров переваливали через холм и бросались в бой, пытаясь остановить бешеный натиск дружинников. Однако порыв русских воинов был неудержим, сметая всё и вся на своём пути, они прорубали дорогу к ставке Батыя. Следом за конной дружиной, прикрывая её с тыла, стеной шла пешая рать. Под ударами рогатин и топоров вместе с конями валились на истоптанный снег ханские тургауды, будучи не в силах сдержать этот яростный напор. Гридни, изломав копья, схватились за мечи и палицы. Они упорно прорубались к шатру монгольского владыки, который, облачившись в боевые доспехи, соизволил выйти к темникам и нойонам[51]
. Хан сел на коня, полагая, что вид джихангира будет вдохновлять нукеров на великие подвиги. Натиск русских сметал лучших ханских бойцов, и стальной клин гридней всё ближе и ближе пробивался к заветному шатру.Наконец дружина прорвалась к холму, на котором стоял хан, и пошла в атаку вверх по склону. Однако здесь темп её продвижения немного замедлился, поскольку приходилось наступать снизу вверх. Но подоспели пешие ратники, и натиск русских снова усилился. Ударами мечей, боевых топоров и кистеней они положили ханскую охрану в окровавленный снег, и вал рукопашной схватки покатился прямо к шатру, у которого на коне восседал хан. И сердце Батыя дрогнуло. Мало того, что сражение стремительно неслось в его сторону, он наконец сумел разглядеть вражеское знамя – стяг сожжённой и уничтоженной ордой Рязани! Холодный пот потек по спине джихангира. Хан никого и ничего не боялся в этой жизни, но теперь ему показалось, что рязанские воины восстали из мёртвых и пришли мстить за свой осквернённый и погубленный город. А ещё Батый понял, что если сейчас он развернёт коня и помчится прочь, то за ним побегут все его нукёры и багатуры, потому что они думают так же, как и он сам. Хан стиснул зубы и остался там, где стоял, ожидая, как монгольские боги распорядятся его судьбой.