Нашествие хазар (в 2х книгах)

- Полоса сия, воевода, скорее всего на тучку похожа, - усомнился старшой.

- А ладно, сам посмотрю! - По-молодецки Вышата махнул рукой с плетью, отобрал два десятка дружинников и, крикнув на ходу Ладомиру: «Гляди в оба!», умчался.

Конь под боилом - крупный, мышастого цвета жеребец, с хорошо развитыми грудными мышцами, нёс грузного хозяина легко; Мышастику, как звал его воевода, лишь задай направление, и он сам уже выбирал себе нужное место для скачки, где надо - спрямлял дорогу, а где - умело огибал опасные неровности, камни и буераки.

Коняку своего Вышата любил: в стойле, навещая его, гладил нежно по длинной мускулистой шее, а затем прижимался лбом к уху и говорил: «Ладу мой».

Конь на ласку отвечал тихим ржанием и волной трепетного движения кожи по всему телу. Он понимал все слова, как человек; скажи Вышата: «Иди!» - Мышастик шёл; по команде: «Ложись!» - ложился; «Губы в ладони!» - и утыкался в руку мордой… Умница! Даже с дальнего расстояния Мышастик мог прибежать к хозяину на его голос, если он звучал, как зов рога.

Отряд поравнялся со Змиевыми валами, все увидели свежие проломы в них, через которые и проникали теперь хазары да и печенеги тоже. Где- то удалось их залатать, но не везде.

Узнав по синему корзно воеводу, и старший сторожи с двумя десятками бойцов присоединился к нему: их также беспокоила эта тёмная полоса на небосклоне…

8

Отряд в семьдесят верховых под начальством Азача рысил не торопясь: возвернувшиеся прошлой ночью с пограничных русских селений хазарские воины сказывали, что грабить и забирать полон удаётся с каждым разом всё легче, ибо разрушения в валах и засеках не скоро заделываются, да к тому же остаётся всё меньше сил и оружия у стражников и самих жителей. Поэтому Азач надеялся на лёгкий успех и был весел в предвкушении предстоящей наживы; он понимал, что участившиеся набеги хазар по всей границе Киевской Руси - это по сути дела и есть война с нею; уже собирается под медное знамя войско Ефраима, которое к концу таяния луны и тронется на Киев. Пока же у хазарской знати и тех, кто исповедует иудаизм, проходил праздник Кущей[279].

Азачу - идолопоклоннику - нравился этот еврейский праздник, который встречали в кущах или палатках: в нём было многое от языческих обрядов, происходивших на природе…

Веселилась душа начальника ещё и оттого, что перед набегом он удостоился чести разговаривать с самим каганом, прибывшим вместе с учёным-богословом Зембрием в пограничное селение, где жил Азач с семьёй, на праздник Кущей и расположившим свою гвардию на берегу пресного озера. Недалеко находилось солёное. В нём хазары топили провинившихся рабов и пленников. Эта казнь доставляла большее удовлетворение как палачам, так и зрителям, нежели та, когда потопляемый глотает всего лишь пресную воду…

Каган вышел из кущи с зелёной веткой в руках, как и положено в этот праздник, и увидел вооружённый конный отряд, готовый вот-вот ускакать. Подозвал начальника и узнал Азача:

- Я хорошо помню твоего отца, - сказал Завулон. - Он верно служил мне. Где он сейчас?

- Недавно умер, мой повелитель…

- Жаль… Надеюсь, ты похоронил его по достоинству.

- Да, как и полагается по обряду… В семейном могильнике. Как и я, он верил в Тенгре, в конце жизни и мой дед тоже поверил в этого бога, хотя раньше он молился Аллаху…

- Каждый волен выбирать ту веру, какую сам пожелает. Сим выбором и крепится наше государство. Так ведь, Зембрий?

- Истинно так, повелитель! - с готовностью ответил богослов и быстро склонил голову, дабы скрыть в глазах лукавый блеск… Он-то уж знает, какая главная вера скрепляет Хазарский каганат… А право выбора, о котором говорит Завулон, есть только слова, за которыми прячутся стремления, как можно получше пожить и получить выгоды…

- Вижу, не терпится пошерстить русов, - потрепал по плечу Азача каган. - Желаю удачи! - напутствовал он и позволил поцеловать край своей накидки.

От награбленного при набегах немалая доля шла кагану, поэтому его пожелание удачи расценивалось вполне конкретным указанием, а не являлось данью вежливости. «Но всё равно, злой дух тебя дери, приятно услышать это из уст самого повелителя, да если он помнит о твоём отце и дедушке… - думал Азач. - Вот бы удалось сегодня что-нибудь хорошее добыть для жены и дочери. Как мне они дороги! Особенно, дочка, души в ней не чаю… Слава Тенгре, пошла на поправку. Немало горьких мгновений доставила своей болезнью, а тут ещё смерть отца… Поистратился на знахарей, шаманов-целителей. Добуду золотишка, серебра, пленников - поправлю своё худое положение…»

Под начальником хазарского отряда, как и под Вышатой, тоже был сильный, проворный конь, не раз выручавший из беды хозяина, вынося его из случавшейся часто на границе жестокой свалки, когда тот уже не мог двинуть рукою, и оставляя далеко позади себя погоню…

Проломы в валах Азач узрел ещё издали и выбрал из них два, куда можно направиться. Разделил отряд: одну часть возглавил сам, другую отдал в управление десятнику, которого звали Суграй. В бою своих командиров Азач называл по имени, и это очень льстило им…