Читаем Нашествие хазар (в 2х книгах) полностью

«Господи, - обратился князь к христианскому Богу, - какие ещё испытания готовишь мне?.. Как-то всё зыбко, неопределённо… Старею что ли?.. Может, пора готовить в соправители сына?.. Ведь двадцать лет ему. Я в его годы… - Вспомнил, как с Диром пошли на Кавказ и напоролись на царкасов… И вместо славы, которой тогда очень хотелось, привёз в Киев Сфандру и сделал её старшей женой. - Любит ли она меня теперь? Кажется, да… Но не меньше и себя… Делает, даже вопреки мне, всё, как ей хочется. Хитра, разумна по-своему, обходительна… К ней во княжестве всё хорошо относятся. Такую просто так не сошлёшь и плетьми не зашибёшь… Если что, её родной брат приведёт сюда весь Кавказ… И она сие хорошо понимает, и Дир это тоже стал хорошо понимать… Не нужно их отпускать ни на миг из поля зрения… Скажу Кевкамену, пусть следит за ними…»

Вошла без стука молоденькая жена Забава, с голубенькими круглыми глазками, похожая на нарядную куколку, села на колени князя, завела руки за его жилистую шею и мило протянула:

- Любушко мой, мне скучно без тебя…

- Ай, котёночек, как ты вовремя ко мне на колени впрыгнул, - засмеялся Аскольд. - Пойдём со мной, милушка…

После страстных супружеских ласк Забава тут же заснула на ложе, смешно оттопырив пухлую нижнюю губку.

«Дите ещё… Всего-то пятнадцать годков… Дали её мне в жены кривичи, ища в Киеве для себя защиту. Дочь их старейшины, и вправду - Забава… Птичка моя! Но как удивила всех, когда взяла в руки лук, и начала учиться из него стрелять… Сказывали недавно, уже научилась… Безгрешная душа… Если приму новую веру, надобно будет иметь одну жену - её и оставлю», - раздумывал архонт, глядя на спящую девочку-женщину.

«А Сфандра?! Её-то куда денешь?..» - шепнул противный внутренний голос.

Аскольд, будто ничего не слыша, встал, подошёл к окну и распахнул его… На ухоженном лужку во внутреннем дворике играли его дочери…

Затем Аскольд увидел какое-то оживление в открытых воротах, будто кто приехал. Оделся, будить Забаву не стал, затворил створки окна, тихо, на цыпочках вышел. Рядом со старшим дружинником стояли трое - мужчина, женщина и мальчик, похожий на грека.

Пёс в доспехах внимательно посмотрел на появившегося на крыльце архонта и легонько гавкнул.

- Бу-у-ук! - оживляясь воскликнул Аскольд, узрев боевого пса. Узнал Клуда. - Доброслав, ты!

Клуд шагнул к князю и упал перед ним на колени; Настя и Радован опустились на колени тоже…

- Встаньте! Встаньте! - обратился к ним Аскольд, приобнял за плечи Клуда, поставил на ноги.

- Прости, великий князь, - сказал Доброслав, - что являюсь так редко пред твои очи…

- Стоит ли огорчаться?! Не всегда самые верные люди те, с которыми общаемся каждый день… А где же твой друг? Дубыней его, кажется, зовут…

- Звали, княже… Теперь он Козьма. Влюбился в одну женщину, Христову веру принял, женился.

- Ну и как он живёт? - с вниманием спросил Аскольд.

- Не удосужился лицезреть его, пребывающего во христианстве.

- Ну да ладно… А тебя в дружину возьму.

- Княже, только я явился не один!.. С женою и с сыном приёмным… Радованом его зовут, а это Настя… Древлянка она, оказалась в Крыму, вышла замуж за тиуна-грека… Да уж больно лют был собака, поселяне его и порешили. А у меня к Насте любовь случилась, как в первый раз увидел её…

- Ну что ж… Твоя Настя с сыном пусть при старшей моей жене побудет.

«Вот как славно вышло! - тут же промелькнуло в голове князя. - Станет на женской половине моими глазами и ушами. Женщина она, видно сразу, сообразительная… Взял Доброслава под руку:

- Идём ко мне. Да пока готовят еду, обо всём подробно поведаешь.


Аскольд до сих пор держит в памяти, как отец взял однажды их с Диром, когда они находились в ребяческих годах, на Змиевы валы. Долго они ехали: вначале лесом, потом степью. Сам Аскольд хорошо в седле держался, и Дир не хныкал, хотя был тогда от горшка два вершка, - не просился с лошади в повозку. У полян так заведено - три года исполнилось мальцу, его сажают на коня…

Через некоторое время взору браткам представилась земляная насыпь. Она тянулась вдаль насколько хватает глаз, и конца ей, казалось, не будет… Наверху насыпи стояли срубленные из дерева сторожи, похожие на обыкновенные избы, но только с бойницами вместо окон, устроенными и снизу, и сверху. Неподалёку сложены стога из сена и соломы и придавлены брёвнами.

Как объяснили мальцам, эти стога зажигали, как только из Дикого поля, то есть оттуда, с земли за насыпью, происходило крупное нападение степняков. Обыкновенные их набеги с целью грабежа пресекались самими сторожевыми бойцами. Огонь же костров ночью или дым от них днём звали на помощь…

Показывая на насыпь, отец сказал:

- Вот они, валы Змиевы!

Аскольд и Дир подумали, что тут, наверное, змей водится видимо-невидимо. Но это было не так; отец подозвал к себе тогда ещё молодого Вышату и обратился к нему:

- Расскажи-ка им про сии валы.

Сколько лет прошло! Вон уж и Вышата - старик, а его сказку, в ту пору рассказанную, Аскольд помнит слово в слово.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза