Читаем Нашествие хазар (в 2х книгах) полностью

- Давным-давно[277], ещё и Киева-града, как такового, не было, проживало в сих местах племя славянское, как и мы, полянами прозываемое, - начал баить тогда молодой Вышата. - И проявился здесь лютый Змий: брал он с народа поборы - с каждого двора по красной девке. Возьмёт девку и съест… Пришёл черед старейшине свою дочь отдавать; забрал её Змий, но есть не стал, красавица она собой была, так за жену себе и взял.

Улетит Змий на промысел, жену оставит одну. Видит как-то красавица - старушонка идёт. Говорит молодой жене горемычной: «Спроси у Змия, кто сильнее его? А я твоему батюшке передам».

Стала девка у Змия допытываться, тот долго не говорил, да раз и проболтался: «Никита Кожемяка сильнее меня…» Старейшина, получивши такую весть, сам сыскал Никиту, который в ту пору кожу мял. Держал в руках двенадцать кож разом. Ему и приказал старейшина: «Иди, холоп, Змия убей!»

Кожемяка гневно взглянул на господина, разодрал кожу руками, заупрямился: «Не пойду, и всё тут!» Сильно обиделся, что холопом назвали.

Научили тогда старейшину: «Пусть его дети малолетние, коих Змий без мамок оставил, попросят…» Прослезился и сам Никита Кожемяка, на их детские слезы глядя. Взял триста пуд пеньки, насмолил её и весь-таки обмотался, чтобы Змий не сожрал его. Подходит Никита к берлоге, а тот испугался, заперся.

- Выходи лучше в чистое поле, а то берлогу размечу! - крикнул Кожемяка и стал двери ломать.

Нечего делать - Змий вышел. Бились-бились, Никита повалил его. Тут Змий стал молить: «Не бей меня до смерти, Никита! Сильней нас с тобой в целом свете нет: разделим всю землю поровну».

- Хорошо, - согласился Кожемяка, - надо межу проложить…

Сделал соху в триста пуд, запряг Змия и стал от того места, где теперь Киев стоит, межу пропахивать… И довёл межу до моря Кавстрийского, сейчас оно Джурджанийским зовётся.

- Теперь, - говорит Кожемяка, - надо и море делить.

Въехал Змий на середину моря, Никита убил и утопил его. А на земле борозда и ныне видна: вышиною та борозда шести саженей[278]. С той поры эту борозду валом называют… Змиевым.

И ещё в душу запало Аскольду, как приказ давал Кожемяке старейшина, называя его холопом, да тот слушать не стал, а послушался сирот малых… «Знать, не всегда грубостью да напором можно дело сделать… И к простым людям подход надобен. Вот если бы, как и я, Дир из этой сказки урок извлёк, но вряд ли он на такое способен… А тогда ведь совсем маленьким был, может, ничего так и не уразумел…» - раздумывал Аскольд на другой день по получения хартии из хазарского каганата, ожидая Вышату и Кевкамена, чтобы отправиться на Змиевы валы поглядеть, что там и как.

Вчера Аскольд мог бы кого-нибудь послать за Диром, но не сделал этого. «Как только он появился бы, мы обязаны его спросить, состоял ли он в сговоре с Сфандрой? И какое отношение имеет к умерщвлению христиан?.. А вообще-то, нужно сперва всё хорошенько обдумать, и стоит ли поднимать шум и вносить сейчас внутренний раздор и смуту?! Тем более, что случилась не мелкая кража, а массовое убийство… Предслава говорит, его совершили люди Сфандры. Но ведь нужно их вину доказать! И тогда следует подвергнуть подозреваемых принародному испытанию железом…»

Аскольду приходилось судить и раньше, но совершать над кем-то подобное - нет: тогда заведомо было известно, кто виноват. А тут дело особого рода - никто вот так сразу не сознается в совершении преступления. А значит обвиняемого в убийстве следует ставить разутыми ногами на раскалённое железо, и он произнесёт клятву, доказывая свою невиновность; если же кто замечался в краже более половины гривны золота, то клал два пальца руки. Выдерживал - отпускали…

Совершивший менее важное преступление проходил испытание водой. Он должен был сделать несколько шагов в глубину реки, если робел или мешкал, то дело проигрывал. Предполагали: невиновному выдержать испытание всегда помогут или духи огня, или воды…

Когда князь встретился снова с воеводой и греком, поделился с ними своими мыслями, те поддержали его: да, сие пока не ворошить, а там - видно будет. Ведь впереди грядут всем киевлянам без разбору тяжёлые испытания, и может случиться так, что придётся просить помощи у брата Сфандры… Да и Дир должен находиться, как говорится, во всеоружии…

- На валы поскачем после обеда и послеобеденного сна. Скоро полдень, и негоже нам повстречаться с полудницами в черных одеждах, - сказал Аскольд греку и воеводе.

Встреча с бесплотными существами не предвещало, как обычно, ничего хорошего… В полдень никому и в голову не придёт или песни петь, или работать. Люди по обыкновению спали. И тогда к их жилищам скользили, словно тени, полудницы в длинных белых одеждах. А человека, не уважающего обычаи предков и оказавшегося в это время на ногах, они, превратившись в старух в чёрном и с клюкой в костлявых трясущихся руках, уводили невесть куда. И он пропадал…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза