Окошко из комнаты консьержа на лестницу оказалось разбито, его неширокий подоконник испачкан размазанной по нему кровью, на полу же перед ним были рассыпаны окровавленные стеклянные осколки. На бетонных ступенях неподалёку в неестественной позе лежала убитая консьержка, кровь которой ещё стекала по ним, густая и темная, как сироп вишнёвого варенья…
Сразу было понятно, что творили здесь два мёртвых ублюдка, только что покинувших подъезд. Да только ни ужасной старухе, ни её спутнику, до этого не было совершенно никакого дела. Не обращая внимания на убитую консьержку, они оба, едва только войдя в железные двери, поспешили к лифту.
Когда, забрав их обоих, кабина последнего тронулась вверх, они стали в ней друг напротив друга. Бабка уже не дышала совсем. Её же спутник время от времени делал что-то похожее на глубокие вздохи. Видно, дыхание им было совсем ненужно, и только какая-то, ещё остававшаяся в их плоти, память, или что-то подобное, заставляла их время от времени делать вдохи, за которыми, конечно же, следовали и выдохи.
–
Надо позаботиться о том, чтобы бесшумно войти к нашим голубкам, – проговорила старуха, набрав перед этим воздуха в своё нутро.
И это была ещё одна причина, по которой ей и другим «ожившим» покойникам воздух вдыхать всё же приходилось, ведь без такого вдоха вряд ли хоть что-то можно было бы сказать.
В следующий миг бабка задрала один из рукавов кофты, почти по локоть оголив свою правую руку. Пошевелив перед собой её растопыренными пальцами, на которых остатки не успевшей сгнить высохшей мягкой плоти уже не везде прикрывали почерневшие кости, она посмотрела на спутника.
–
Останови-ка лифт! – прохрипела она ему, зачем-то опираясь спиной на стенку кабинки.
Тот без лишних расспросов, совершенно безучастно, нажал кнопку с надписью «Стоп». Лифт остановился. И жуткая старуха… Не медля после этого ни секунды, она задрала на себе подол чёрного сарафана и оголила свой премерзкий, высохший насквозь и оттого сильно втянувшийся, живот, после чего, таким простецким движением, словно полезла в карман… Проткнула его сложенными вместе пальцами! Проткнула и тут же всей рукой полезла вовнутрь! После чего стала с усердием пытаться что-то нашарить в своей давно омертвевшей брюшине.
Проходили минута за минутой. Кошмарная бабка продолжала на ощупь копаться у себя в брюхе, делая это настолько невозмутимо, будто искала что-то в какой-нибудь сумке или мешке. Наконец, она нашла то, что хотела.
–
Есть! – проговорила она, вытаскивая руку из нутра своего живота. – Посмотри-ка!
В следующее мгновенье она протянула к лицу своего спутника какой-то ключ. Если бы в тот момент рядом оказался кто-нибудь живой, он, наверняка, задохнулся бы от ударившей тогда из дыры в брюхе мёртвой старухи вони.
–
А-а! – посмотрев, отозвался тот. – Теперь и я вспомнил. Ты ведь тогда его проглотила!
Проговорив это, он снова нажал кнопку с цифрой «7».
* * *
Рассказываемое телекомментатором звучало зловеще:
–
Судя по всему, «оживших» мертвецов с каждым часом становится всё больше и больше. И теперь они прибывают не с городских кладбищ! В городе ежечасно происходят тысячи, если не десятки тысяч, убийств, и убитые мертвецами люди очень быстро становятся такими же, как и их убийцы! При этом, новые мёртвые «оживают» какими-то непонятными волнами…
И Жорик, и его родители, слушали всё это, буквально затаив дыхание. От того, что они видели и слышали тогда по телевизору, кровь стыла у них в жилах. Всем троим казалось, что наступил самый настоящий конец света. А умирать так не хотелось!
Вдруг, – это произошло настолько неожиданно, что все трое разом вскочили на ноги и закричали, – хлопнула входная дверь. Как и когда она открывалась, никто из них, наверное из-за телевизора, не услышал, зато до них отчётливо донёсся звук её захлопывания. И он напугал Кротовых до самой настоящей «трясучки»! Вскочив, первые секунды они даже не могли ничего понять. Однако, страх всё же заставил их опомниться, и в следующие мгновения они, с леденящим кожу трепетом, повернулись к выходу из гостиной в прихожую. А за ним… За ним уже стояла…
Кротовы её не узнали, ибо это была уже не их прабабушка Паша, а её кошмарный, непостижимо как державшийся на ногах, разлагающийся труп. Не узнали, но поняли, кто это был, ведь совсем недавно они были предупреждены о том, кто к ним в эту ночь должен был пожаловать. И теперь каждый из них, смотря на покойницу бабушку, едва не падал в обморок от в один миг охватившего их шока.
А мёртвая старуха, было очень похоже на то, попыталась… Улыбнуться! И от этого её рожа, почти полностью в могиле сгнившая и после этого иссохшая, сделалась ещё ужаснее. Получился жуткий оскал, не предвещавший никому вокруг ничего доброго.
Уставившись тем, что у неё ещё оставалось от глаз, на застывших перед ней внучку, правнука и папу последнего, поднявшаяся из могилы бабка какое-то время не сводила с них своего безжизненного взгляда.
–
Вы? – наконец, проговорила она, и в её, почти сплошь состоящем из хрипов, голосе послышалось удивление.