Наши годы

— А я, — внезапно у меня навернулись слезы, — бросил мать. Ее нельзя бросать. Она ничего не может, она на всю жизнь в белом платье, понимаешь, она не взрослеет, жизнь — мимо, жизнь ее не задевает.

В тот день мы много о чем поговорили.

Ночью проснулись от телефонных звонков.

— Сейчас, — ответил Игорь. — Петя! — постучал в дверь. — Тебя, проснись. Первая ласточка. Точнее, летучая мышь. Половина третьего.

Сквозь какую-то музыку, сквозь тьму, сквозь гудки донесся голос Антонины:

— Сама не знаю, зачем тебе звоню. Наверное, из вредности, я ведь тебя разбудила, а? — Музыка внезапно стихла. — Я из дома, — спокойно и трезво произнесла Антонина. — Хотела обмануть, что из веселенькой компании, но… Ты трус, Петя.

Сердце у меня закачалось на частых, горячих волнах.

— Как же я мог иначе? Я как увидел тебя с этими… в баре. Я тебя возненавидел. А ты чего от меня ждала?

— Какая-то чепуха, — сказала Антонина. — Я была там ровно пятнадцать минут. Я вылетела за тобой следующим же рейсом. Ты хочешь со мной встретиться?

— Хочу! — крикнул я. — Да. Хочу, — повторил упавшим голосом.

…За время, прожитое у Игоря, я научился ценить размеренную неторопливость журнальной работы «от» и «до». Газетная жизнь Игоря меня пугала. «Неужели и я когда-то так жил?» — удивлялся, вспоминая Чукотку.

Я просыпался в половине седьмого. Останавливал ладонью звон будильника, делал зарядку, отправлялся на кухню готовить кофе. С дымящейся чашкой возвращался в комнату, садился за пишущую машинку. Из окна видел заснеженный парк, стройно белеющие деревья, луну над ними. Парк тянулся далеко, до самого метро. По шоссе неслись машины. Вскоре выводили гулять собак, четвероногие тени скользили по снегу. А чуть позже озабоченные служащие с портфелями в руках спешили к метро и автобусной остановке.

Я писал рассказы, которые вскоре предложил Плинию. Именно здесь, у Игоря, мне открылась горькая сладость работы «вопреки», пришла вера в росток, способный пробить асфальт. Время шло, я уже не мыслил себя без работы. И на Игоря я теперь смотрел другими глазами. У него, в отличие от меня, не было отдушины. Игорь все время молчал, а я как-то не решался приставать к нему с расспросами. Только поправил фотографию его дочки на стене, вместо старых кнопок вставил новые. Игорь подолгу смотрел на фотографию, и мне снова чудилось робкое, но в то же время неостановимое, безжалостное движение ростка сквозь асфальт.

ВПЕРЕД (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

Неожиданно подвалило лететь на Сахалин.

— Завидую, — сказал Игорь, — я-то теперь сижу в конторе безвылазно. Что поделаешь, чиновник! Ты там… — какая-то мысль тенью скользнула по его лицу, но Игорь привычно промолчал.

— Что я там? — спросил я.

— Ничего, — ответил Игорь. — Краба привези. Завидую. Никогда не был на Сахалине.

Но я-то знал, что это была за мысль.

САХАЛИН I

Сначала внизу были синие океанские волны, потом неожиданно возник скалистый берег в белых кружевах прибоя, и точно такие же, только каменные, в зеленых лесистых гребнях волны побежали под самолетом. Самолет летел в стеклянных дымчатых сумерках прочь от садящегося солнца. Справа и слева загорались первые звезды, на крыльях самолета мигали красные огоньки.

Я думал о бывшей сокурснице Лидиньке, уехавшей по распределению в сахалинскую молодежную газету. Это про нее что-то хотел мне сказать Игорь, но не доверился.

Лидинька была худой, стройной блондинкой с чуть выдающейся нижней челюстью. Она писала хорошие заметки, сочиняла стихи и не имела подруг.

Как-то, веселенький, помнится, я настиг ее в башне высотного общежития в темном коридоре. Из окна открывались Ленинские горы в огнях, Москва-река, смотровая площадка. Что хоть отмечали? Кажется, день рождения Игоря. Я собрался обнять Лидиньку, но тут вдруг заметил, что она плачет. «Что случилось?» — тупо, поскольку это совершенно не вязалось с моими планами, спросил я. «Это правда, что Игорь скоро женится?» — спросила Лидинька «Будто бы, но я точно не знаю», — я уже жалел, что подошел к ней. «На ком он женится?» — резко спросила Лидинька. «Не знаю», — совершенно искренне сказал я. «Вот даже как», — больше Лидинька не произнесла ни слова.

От распределения в Южно-Сахалинск она не отказалась. Игорь, помнится, гулял на ее проводах. Утром мы с ним случайно встретились. «Все это миф, — сказал Игорь, — Москва, работа, женитьба — все миф. Я вдруг это понял». — «Неужто Лидинька пленила?» — удивился я. «Мы с ней были родственные души, — ответил Игорь, — а теперь я остался один».

Больше я о Лидиньке не слышал.

Была шальная мысль прямо из аэропорта помчаться в редакцию сахалинской молодежки. Вдруг Лидинька там? Вдруг она «свежая голова», сидит, вычитывает полосы? Но меня встречал представитель «Сахрыбвода» — организации, куда я приехал. Зеленый «УАЗ» понесся по вечерней дороге, фарами, как длинными руками, расталкивая темноту. Девять часов — большая разница во времени, я то засыпал, то просыпался, видел мелькание теней, чередование на дороге слоев тумана и прозрачного воздуха.