Наши нравы

— Разве это воровство или, как вы говорите, пропажа относится к вашему делу?

— Немножко-с! — отвечал, опуская глаза, господин Сивков. — Если вы изволили слышать об этом деле, то, вероятно, припомните, что к делу был привлечен статский советник Трамбецкий, ныне умерший. Суд его оправдал, так как никаких веских улик не было, хотя в карманах пальто покойного Трамбецкого и было найдено несколько билетов, из числа принадлежащих господину Гуляеву. Таким образом, хотя дело и рассматривалось на суде, но настоящий виновник этого… этой пропажи, — поправился Сивков, — открыт не был… Для меня по крайней мере не было сомнения, что покойный Трамбецкий просто попался, что называется, как кур во щи… Тем не менее полковнику, как потерпевшему, как вы можете себе представить, было крайне неприятно, что настоящий виновник не найден и, таким образом, деньги безвозвратно потеряны.

— Я бы покорнейше просил вас, милостивый государь, поскорей к делу. Я не могу понять, к чему вы трудитесь рассказывать мне подробности покражи у вашего полковника!

— Полковник поручил это дело мне, — продолжал господин Сивков, как будто не замечая перерыва Бориса Сергеевича. — Действительно, дело было крайне интересное и донельзя таинственное, заставлявшее предполагать необыкновенного… участника.

Господин Сивков на этом месте остановился и, доставая из кармана носовой платок, мельком взглянул на Бориса Сергеевича. Кривский, видимо, начинал интересоваться.

— После долгих и упорных поисков, как, вероятно, вам небезызвестно, никаких следов найдено полицией не было. Но мне, после многих трудов и больших затрат, — я предпринимал по этому случаю два путешествия в провинцию! — мне, наконец, удалось напасть на следы и уяснить это таинственное дело…

— И что ж далее? — машинально произнес Кривский.

— И я счел долгом своим предварительно обратиться к вам, Борис Сергеевич!..

— Но я-то тут при чем? — воскликнул Кривский, чувствуя, как тревожно бьется его сердце.

— Вы ни при чем, но братец ваш, Александр Сергеевич! — произнес чуть слышно сыщик, не глядя на Кривского.

Слова эти, произнесенные таинственным шепотом, заставили Бориса Сергеевича вздрогнуть. Он проговорил с какою-то вдруг охватившею его серьезностью:

— Брат? Какое отношение может иметь мой брат к этому… этому делу?

Он уж избегал употреблять слово «воровство».

— Тут какая-нибудь ошибка, милостивый государь… Брат мой не может иметь отношения к пропаже ста тысяч, и я удивляюсь, как вы позволили себе, милостивый государь, обращаться ко мне с вашими соображениями! — воскликнул Кривский, словно бы желая ободрить себя звуками собственного голоса.

— К сожалению, ошибки нет. Разве позволил бы я себе, Борис Сергеевич, обращаться к вам, не имея осязательных доказательств? Я хоть и учился юридическим наукам больше на практике, а все-таки кое-чему научился… Но только осмелюсь заметить — напрасно изволите беспокоиться, Борис Сергеевич. Дело это поправимое. Можно его отлично уладить. Именно с тою целью я и счел долгом сперва обратиться к вам, чтобы не беспокоить напрасно его высокопревосходительство, Сергея Александровича… Я очень хорошо понимаю: родительские чувства, преклонный их возраст… А ведь, с другой стороны, быть может, одна шалость. Мало ли чего не бывает в молодости, каких увлечений… Может быть, дамочка или спешный карточный должок.

— Но где ж доказательства? говорите ясней, господин Сивков!

— Улики есть, и весьма веские улики, что в этом деле принимал участие Александр Сергеевич…

— То есть он… совершил? — произнес, глядя в сторону, Борис Сергеевич.

— Они-с… Они-с задумали и совершили эту… эту, можно сказать, шалость. Письмо ихнее есть у нас в руках, писанное к Фоме, бывшему камердинеру полковника… Оно хотя и не подписано, но сходство очень большое с почерком Александра Сергеевича… Кроме того, еще платок вашего братца, забытый ими в трактире, где они имели накануне того дня свидание с Фомой… Платок этот оказался у дочери этого самого лакея, как известно, кончившего жизнь самоубийством… Наконец есть еще…

— Довольно… Чего же вы хотите?

— Я преподал, по моему мнению, благоразумный совет моему доверителю не начинать дела, а покончить его миролюбиво, возвратив все компрометирующие документики в полную вашу собственность. Поэтому-то я и обратился к вам, как к старшему братцу и человеку состоятельному… Нам нет никакой нужды губить молодого человека, стоящего на такой прекрасной дороге, и потому, если бы полковник получил обратно пропавшую у него сумму, а равно и возмещение всех расходов, то дело это завтра могло бы окончиться, тем более что мы и просим немного: всего полтораста тысяч…

— Полтораста тысяч! — воскликнул Борис Сергеевич.

— Включая, разумеется, в эту сумму и деньги, принадлежавшие полковнику, то есть пропавшие сто тысяч… Согласитесь, что это не дорого?

Борис Сергеевич после некоторого размышления проговорил:

— К сожалению, я не располагаю такими средствами, чтобы заплатить полтораста тысяч!