Наши нравы

Но когда Сивков, обманутый наружным спокойствием его превосходительства, позволил себе прямо обвинять сына, старик точно ужаленный поднялся с кресла и произнес глухим голосом:

— Ты лжешь, мерзавец!.. Признайся!.. ведь ты лжешь?

— Ваше превосходительство! — униженно лепетал Сивков. — Разве я осмелился бы…

— Доказательства!

Действовавший по уполномочию тотчас же вынул из бумажника маленький почтовый листок бумаги и осторожно положил его на стол.

Кривский нервно протянул руку, взглянул на строки, написанные карандашом, и опустился в кресло, подавив в себе крик скорби и отчаяния.

Почерк был очень хорошо знаком отцу.

Еще ниже склонилась седая голова старика. Но Сергей Александрович тотчас же ее поднял и снова слушал, что говорил Сивков.

А тот, рассыпаясь в извинениях, между прочим, рассказывал:

— Я, ваше превосходительство, единственно, чтобы не поднимать дела, осмелился явиться… Я только что от Бориса Сергеевича, считая долгом предварительно побывать у них с предложением покончить келейно дело и возвратить документы, но Борис Сергеевич изволили объяснить, что они не располагают средствами, и направили меня к вашему превосходительству!

Еще новый удар, но что значил он теперь перед только что нанесенным жестоким ударом?

Его превосходительство как будто даже и не обратил никакого внимания на слова Сивкова и машинально спросил:

— Он направил ко мне?

— Точно так-с!

Старик как-то съежился, словно озяб. Наконец он спросил:

— Сколько хотите вы получить за ваши… ваши документы?

— Включая пропавшую сумму, сто пятьдесят тысяч, ваше превосходительство!

— Сейчас у меня нет этих денег, но завтра к вечеру они будут. Завтра приходите и приносите всё… Чтобы никакого следа… Понимаете?

— Ни одна душа… ваше превосходительство!..

— Иначе вы, господин Сивков, будете со мною считаться. То же передайте и господину Гуляеву, чтобы не болтал. Я сумею наказать вас так, как вы и не думаете… Слышите? — грозно прибавил старик.

Сивков совсем перетрусил перед этой угрозой его превосходительства.

— Эту записку, — продолжал Кривский, указывая головой на листок, лежавший на столе, — прошу оставить у меня. Не бойтесь! — брезгливо прибавил Кривский, заметив испуг на лице Сивкова. — Записка будет до вечера цела…

Сивков почтительно раскланялся, обещав быть завтра ровно в восемь часов, согласно воле его превосходительства.

Бывший сыщик весело улыбался, выйдя на улицу. Он не сомневался, что его превосходительство исполнит свое обещание, и поторопился к отставному полковнику сообщить о счастливом окончании дела и порадовать его хорошим гешефтом. Полковник из этой суммы должен был получить половину, а остальная половина шла Сивкову.

Когда двери кабинета затворились, Кривский в бессилии откинулся на спинку, закрыл глаза. Вся фигура старика в эту минуту дышала глубоким беспомощным страданием. В кресле, казалось, лежал мертвец.

Он открыл глаза и медленно прошептал:

— Кривский, сын мой — вор! Господи! за что ты наказываешь?

Случайно взгляд его остановился на портрете Шурки. Презрение и жалость мелькнули в потухшем взоре его превосходительства.

— Подлец! — медленно проговорил он, отвернулся и не выдержал — заплакал.

Невыносимым бременем показалась ему жизнь. К чему жить? Чего еще ждать?

— Позор, позор! — беззвучно шептали старческие губы, в то время как сердце старика замирало в тоске и отчаянии.

Он просидел так несколько минут.

Однако приходилось все-таки спасти хоть честь имени от позора суда… Надо достать деньги. Старик решил все продать, что у него оставалось, а пока достать денег. Но где достать?

В это время кто-то тихо постучался в дверь, и нежный голос Евдокии проговорил:

— Позволите войти?

— Войдите!

Евдокия робко вошла в кабинет.

Смущенная, подошла она к Сергею Александровичу и молча, с особенною ласковою нежностью, поцеловала его руку.

Кривский взглянул в ее глаза и почувствовал, что она все знает.

Краска жгучего стыда покрыла щеки самолюбивого старика. Ему, родовитому потомку, сделалось стыдно перед этой скромной мужицкой дочерью, точно он чувствовал, что позор сына падал и на него.

Отрывисто и сухо спросил он, отворачиваясь:

— Здорова?

— Здорова! — тихо проговорила Евдокия, в свою очередь избегая глядеть на Сергея Александровича.

— Спасибо, что навестила… Присядь…

— Я на минуту. Я ведь к вам по делу! — улыбнулась она и снова сконфузилась.

Старик поднял глаза. Растерянный вид невестки изумил Кривского.

— Я по поручению от Бориса Сергеевича, — продолжала Евдокия, — он просил передать вам конверт! — торопливо окончила она.

С этими словами Евдокия положила на стол конверт и стала было прощаться, но Кривский удержал ее.

— Подожди…

Сергей Александрович разорвал конверт. Там лежал чек на полтораста тысяч.

Благодарный, умиленный взгляд старика с любовью и тоской остановился на молодой женщине. Он прижал ее руку к своим губам и тихо проговорил:

— Зачем ты говоришь неправду? Это прислал не Борис, а даешь ты! Я все знаю. Спасибо! Ах, если бы у меня были дети, похожие на тебя, — проговорил старик, с трудом выговаривая слова.

Евдокия стала прощаться.

Старик пожал ей руку и снова сказал: