Наши нравы

Тем временем он поручил собрать справки о молодом человеке и написал своему приятелю, губернатору той губернии, где жил молодой человек, письмо, в котором просил по-приятельски обратить внимание на этого господина.

Принимая подобные меры, Борис Сергеевич рассчитывал, что они, быть может, скорей спасут состояние, чем объяснение с женой. Удалив Никольского, он образумит жену. Сама она не могла бы выдумать, по его мнению, такой… такой «подлости»!

Леонтьев очень хорошо видел, что между супругами происходит что-то неладное. Он скорбел за свою Дуню, часто навещал ее и пробовал было начинать об этом разговор, но Евдокия как-то избегала разговоров. Но в последнее время Савва все чаще и чаще посещал Евдокию и как-то особенно нежно обращался к ней. Сердце отца чувствовало, что любимица его очень несчастлива.

Приближалось время родов. Евдокия не выходила из дому, и Савва каждый день заезжал к дочери.

Однажды он застал Евдокию в слезах. По обыкновению, она сидела одна у себя в комнате.

— Что с тобой, Дуня… Что с тобой, родная? — испуганно проговорил Савва, прижимая свою любимицу к груди. — Ты никогда не скажешь… Все молчишь, точно сиротка безответная… Скажи?..

— Нет… ничего, папенька!..

— Как ничего?.. Всегда-то ты одна-одинешенька… Мужа, видно, дома нет?..

— Кажется…

— Дуня… Дунюшка… Прости меня… Ведь это я во всем виноват!.. Я тебе советовал…

— Я сама виновата.

— Смекал, лучше будет…

— Я сама думала…

— Не любит он тебя?..

— И я его не люблю, папенька… Я совсем его не люблю… Он женился не на мне, а на ваших деньгах…

Савва с тоской глядел на Евдокию.

— Кто его знал? Если бы знать…

— Да разве я виню вас, папенька! — как-то задумчиво проговорила Евдокия. — Тут никто не виноват, кроме меня… Слишком уже я мечтала тогда…

— Вот, даст бог, благополучно внука или внучку родишь, тогда…

— Что тогда?

— Тогда, может, дело обладится…

Евдокия отрицательно покачала головой.

— Что ж делать-то ты будешь?

— Я с ним не буду жить…

— К нам жить пойдешь?… Я всей душой, Дунюшка… Уж как за ребеночком ходить буду!.. — радостно воскликнул Савва.

— Нет, папенька, я и к вам не пойду… — грустно улыбаясь, проговорила Евдокия.

— Не пойдешь? Куда ж пойдешь?

— Я сама по себе жить буду, папенька.

Савва замолчал и приуныл. Наконец он проговорил:

— Как же одной-то тебе… А если ребенка муж не отдаст?

— Вот это-то и печалит меня…

— Ты, однако, не горюй, Дуня, — проговорил Савва. — Если он не станет отдавать, скажи мне… Я куплю у него ребенка… Он до денег падок… Продаст!

Евдокия печально усмехнулась, обнимая отца, А Савва с какою-то недоумевающей грустью смотрел на свою дочь, не понимая, отчего ей хочется жить «самой по себе»!..

И вспомнил он, какая всегда странная была эта Дуня, какая она с молодых лет была богомольщица и вырастала совсем непохожая на своего брата.

«Вся в бабушку! — подумал Савва. — Спастись хочет!» И стало ему удивительно жаль Дуню…

На то ли рассчитывал он?

А Евдокия, глядя на отца с теми же самыми чувствами, с какими отец глядел на нее, тоже раздумывала об отце и не могла понять, к чему это он так дорожит богатством и живет такою жизнью.

Они любили друг друга и не понимали один другого.

«Чудная!» — повторил про себя Савва.

«Бедный!» — пожалела про себя Евдокия.

— Послушайте, папенька, — наконец заговорила Евдокия, — я вас буду очень просить…

— О чем, Дуня?

— Если я умру… то деньги, которые вы мне дали, я от вашего имени отдам на доброе дело…

И Евдокия рассказала отцу о своем плане.

— Вы не рассердитесь за это… Ведь нет?..

Савва заметил, как загорался взгляд Евдокии, когда она говорила о своем плане.

— Зачем говорить, Дуня, о смерти. Что ты? Не говори о смерти… Рано еще…

— На всякий случай… я только хотела бы знать: вы не рассердитесь, что я ваши деньги употреблю так, как сказала вам…

— Ах ты, милое мое дитятко! — вдруг произнес Савва под влиянием сильного чувства. — Как же мне сердиться?.. Деньги твои, делай с ними, что хочешь… Ты и тут обо мне вспомнила… От моего имени… — повторял Савва. — Разве я не вижу, что ты бессребреница. Разве я не смекаю, что ты за кроткая душа… Все-то ты раздашь другим, а сама…

— И сама тогда буду счастлива! — восторженно досказала Евдокия. — Так вы не рассердитесь?.. Я уж и завещание такое сделала, — краснея прибавила Евдокия.

— Муж знает?

— Нет.

— Имел он с тобой разговор о деньгах?

— Еще бы. Прежде он только о них и говорил. Предлагал поместить их лучше. Имение купить советовал.

— А ты?

— Я отказывала.

— То-то он и не любит тебя… Он добирался до денег… Ах, Дуня, какой нынче народ! — проговорил Савва.

Евдокия взглянула на отца.

«А сам отец?» — мелькнуло в ее голове.

Леонтьев уехал от Евдокии расстроенный. Когда на другой день он приехал к ней и встретился с Борисом Сергеевичем, то имел с ним объяснение.

Он пояснил Кривскому, что жена постоянно одна, Борис выслушал внимательно и сказал:

— Жена вам жаловалась?

— Нет… разве она станет жаловаться?.. Я так, сам от себя…

— Так вы напрасно, Савва Лукич, готовы обвинять меня… Ваша дочь давно тяготится моим обществом! — усмехнулся Кривский. — Она давно сторонится от меня и… ищет советов не там, где бы следовало…